Всеволод Ревич - Перекресток утопий (Судьбы фантастики на фоне судеб страны)
В нашей фантастике существовал и может быть благополучно сдан в макулатуру еще один многочисленный подвид, о котором волей-неволей приходилось не раз вспоминать. Его нельзя назвать безыдейным, так как идея в нем не только наличествовала - выпирала. Это были книги, в которых авторы вели "бой кровавый, святой и правый" с империализмом. Империализм обыкновенно воплощался в облике какой-нибудь страны, иногда конкретной, чаще всего США, иногда тем же США присваивался прозрачный псевдоним, вроде Бизнесонии. Час пик в истории противоборства с империализмом в фантастике насупил в конце 40-х - начале 50-х годов, в разгар "холодной войны". Одна за другой появлялись такие книги, как "Патент АВ" и "Атавия Проксима" Л.Лагина, "Лучи жизни" С.Розвала, "Вещество Ариль" /"Красное и зеленое"/ В.Пальмана, "Черный смерч" Г.Тушкана и т. д. Все эти книги были выстроены по сходному алгоритму. Научное открытие, фантастическое или реальное, попадая в руки империалистических заговорщиков, ставит мир на грань катастрофы. Но, само собой понятно, всегда находятся парни, благодаря которым мы пока еще живем на этой планете... Даже после начала оттепели фронт еще долго не был оголен: "Глиняный бог" А.Днепрова, "Невинные дела" С.Розвала, "Льды возвращаются" и "Купол надежды" А.Казанцева, "Битые козыри" М.Ланского, повести В.Ванюшина, А.Винника, З.Юрьева... Повторю, что это была наиболее безопасная для фантастов тема. Что бы там ни написать об империалистических происках, никто "наверху" возражать не будет. Именно поэтому среди подобных опусов наиболее часто встречается откровенная халтура. Но в той же группе были и книги вполне приемлемые по литературным достоинствам, такие, например, как названные романы Лагина, "Сдвиг" Александра Щербакова... Из названного цикла именно "Сдвиг" /1978 г./ кажется мне наиболее интересным или - если хотите - наименее прямолинейным. Неразумные предприниматели приняли полвека назад решение закачивать отработанные воды атомной электростанции в основание острова, хотя уже тогда нашелся ученый, который предупреждал об опасности непродуманного решения. Но от него отмахнулись: строгих доказательств не было, а экспертиза требовала больших денег и еще большего времени. И вот в один далеко не прекрасный день новоявленная Атлантида тронулась с места. Дальше происходило все то, что и должно происходить в таких случаях - всенародное бедствие, растерянность правящих кругов, самоотверженность и мужество лучших представителей нации, проявления международной солидарности... Конечно, по тогдашним представлениям наплевательское отношение к собственной стране могло "иметь место" только у "них"... До чернобыльской катастрофы оставалось восемь лет... Плодовитый Зиновий Юрьев написал множество повестей о Шервуде, выдуманной им, но легкораспознаваемой стране. Неплохих по своему уровню. Но, пожалуй, лишь одна из них имеет право на продолжение существования, и опять-таки потому, что в ней не столько обличаются миллионеры и милитаристы, а поднята насущная этическая проблема. Герой повести "Человек под копирку" /1974 г./ доктор Грейсон нашел способ выращивать неотличимые человеческие копии из клеток "оригинала". На базе своего открытия он создал прибыльное дельце: его "слепки" служат складом живых "запчастей" и даже запасных туловищ, в том случае, если "первый экземпляр" постареет, заболеет или попадет в катастрофу. Фантастика? В очень небольшой степени. Зато беспросветный моральный тупик. "Тысячи людей мечтают заполучить сердце, печень или почки 17-летнего парня, который бы только что разбился на мотоцикле". Это цитата из газеты "Нью-Йорк Таймс". Можно не сомневаться: покупатели на подобный товар найдутся. Разумеется, это недешевое удовольствие могут позволить себе только очень состоятельные люди, поэтому предприятие держится в глубочайшем секрете. Под названием "Люди и слепки" повесть была напечатана в журнале "Наука и религия", где состоялось ее обсуждение, в котором приняли участие писатель, философ, историк и биолог. В разговоре они коснулись очень непростого вопроса.Руководствуясь "гуманными" соображениями, а практически желая избежать ненужных скандалов и слез в день, когда у слепков приходится "изымать" части их тел, Грейсон выращивает питомцев в изоляции от человеческого общества. Персоналу под страхом мучительной казни на муравейнике запрещено разговаривать со слепками, а тем более учить их говорить. Как считает руководитель питомника, слепки лишены человеческого сознания. И ведь верно, Маугли, как известно, всего лишь красивая выдумка Киплинга. Выросший в волчьей стае ребенок будет иметь сознание волчонка, а не человека. Так же как и Тарзан - обезьянье воспитание и образование. Но в таком случае можно ли считать слепки людьми, а если нет, то в чем аморальность эксперимента Грейсона? Отбросим в сторону идеологические накрутки. В конце концов такой опыт можно поставить в любой стране. Никто не стал бы возражать против выращивания ног, рук или почек в отдельности. И никто не считает безнравственным использовать в медицинских целях, допустим, обезьян. /Брижит Бардо все-таки считает/. Тут дело упирается в старую, почти сфинксову загадку: что такое человек? Только ли "душа", как считают многие философы, для которой тело лишь ее вместилище, презренная оболочка, или психобиологическое единство, которое не может искусственно расчленяться на божественный разум и слепую материю. Человеческие задатки могут быть реализованы лишь в социальном окружении, а потому, как утверждал доктор философских наук Б.Григорьян, "Грейсон совершает преступление уже в самом начале эксперимента, изолируя слепки от культурного мира, искусственно предотвращая развитие их интеллектуальных и духовных способностей". Но кто бы мог обязать его это делать, как и никто не заставлял его их выращивать? Каким бы нехорошим человеком ни выставлял автор Грейсона, может быть, преступлений он все-таки не совершал? Отвечать придется самим читателям. Ни фантаст, ни ученые ответить на него не сумели.
Фантастическая литература, которой все время приходится иметь дело с нечеловеческими разумами - кибернетическими, внеземными, выращенными на питательных средах и т.д. очень часто пытается разобраться, что такое человек, в чем его сущность. Если верить Веркору /я подразумеваю его роман "Люди или животные?"/, ответить не смогли даже лучшие умы планеты. Право же, я и сам не могу объяснить, почему заканчиваю эту главу несколькими произведениями для детей, которыми фантастика 60-70-х годов, конечно, не ограничивается. Лишь соображения о невозможности объять необъятное вынуждают меня пропустить книги В.Мелентьева, Е.Велтистова, Н.Максименко и других не менее достойных авторов. Но о нескольких писателях, без которых картина все же была бы совсем неполной, хотелось бы упомянуть. Одной из первых больших книг, проросших уже в новой почве, был "Экипаж "Меконга" Евгения Войскунского и Исая Лукодьянова /1962 г./. Типичны для того времени были его авторы, пришедшие в фантастику со "стороны": Войскунский - бывший военный моряк, и Лукодьянов - инженер-нефтяник. Типична тема - герои заняты прикладными, сиюминутными изысканиями, добиться, например, экономичных способов транспортировки нефти. Типична, нет, не сама атмосфера солидарности и оптимизма, ее-то, в действительности, боюсь, как раз и не было, но типично для книг того времени изображение атмосферы вдохновения в научно-исследовательских институтах, молодежных коллективах и даже в коммунальных квартирах, хотя, как положено, везде мельтешат и мешают хорошим людям консерваторы и мещане. Нельзя сказать, что все это было сплошной неправдой. В те годы Баку был /а может, считался/ обыкновенным советским городом, где азербайджанцы, армяне, русские /в их числе авторы романа, или, например, такие фантасты, как Г.Альтов и В.Журавлева/ жили у себя дома и в этом совместном проживании различие национальностей как-то не замечалось. От старой фантастики в "Экипаже "Меконга" шел его подчеркнуто научно-популярный стиль, тогда считалось необходимым как можно основательнее, если нужно, то с чертежами, обосновывать технические прожекты. Не обошлось и без диверсанта. И все же, несмотря на внешние признаки традиционной советской НФ, книга едва ли устроила бы теоретиков "ближнего прицела". Она отличалась свободным дыханием, гипотезы в ней выдвигались без оглядки на утвердившиеся научные догмы, авторам удалось сугубо практическим делам придать романтическую окраску, чего никак не удавалось Казанцеву, Немцову, Томану и их соратникам. В романе - и это не такая уж мелочь - нет всезнающих парторгов, которым вменено в обязанность следить за тем, чтобы молодежь не слишком-то заносилась и почаще обращалась к опыту старших товарищей. Молодые герои словно не знают об этой опеке, и их раскованность - несомненный признак нового времени. К тому же авторам удалось завязать увлекательный приключенческий сюжет, соединив события сегодняшнего дня с путешествием в Азию, совершенным петровским офицером почти три века назад, и умело доведя до наших дней тайну, вывезенную Федором Матвеевым из Индии. Именно этот сюжет обеспечил роману успех среди молодых читателей, хотя немаловажное значение имеет и то, что авторы сумели создать /хотя можно пожелать и большего/ живых и разнообразных героев. Несмотря на всю свою переходность, "Экипаж "Меконга" был одной из тех книг, которые и создавали знаменитую фантастику 60-х. А то, что в ней не было больших философских обобщений, то не будем забывать, что книга изначально была рассчитана на подростковую аудиторию, и в этом качестве может считаться одной из родоначальниц новой фантастики для детей. И хотя в последующих книгах /"Этот далекий Тартесс" - 1968 г., "Ур, сын Шама" - 1975 г., "Незаконная планета" -1980 г./ Войскунский и Лукодьянов, казалось бы, решительно отказались от родимых пятен НФ и стали разрабатывать взятые на вооружение новой фантастикой космические, космогонические, футурологические темы, книги не имели успеха "Экипажа..." Должно быть, потому, что сами эти темы уже были обкатаны в десятках книг. Отсюда совсем неоригинальный вывод: как важно быть первым.
