Филип Фармер - Миры Филипа Фармера. Том 15. Рассказы
— Ты впустила их в дом? А ты спрятала клетку для птиц?
— А чего ее прятать? Там же не было его шляпы.
Дина отвернулась, снова занявшись жаркой рыбы, но через плечо бросила:
— Не думаю, что Старина согласится с этой затеей. Она довольно унизительна.
— Ты что, смеешься? Кто это унижает Старину? Змеиное брюхо, поди. Как пить дать, согласится. Уж он-то разберется с этой четырехглазой цыпочкой, будь уверена.
— Не глупи, — сказала Дина. — Он просто грязный и вонючий старик без одной руки, уродливее которого нет никого в мире.
— Это уж точно, уродства ему не занимать. А пахнет от него, как от козла, который брякнулся в отхожее место. Но его запах возбуждает их. Он возбудил меня, он возбудил тебя, он возбудил целую прорву других, включая ту дамочку из высшего общества, у которой он собирал всякий утиль...
— Замолчи! — выпалила Дина. — Эта девушка, должно быть, очень утонченная и смышленая. Скорее всего она будет смотреть на Старину как на представителя обезьяньей породы.
— Да уж, в обезьянах ты разбираешься, — сказала Гамми и, подойдя к подержанному холодильнику, вынула из него кварту холодного пива.
Шестью квартами пива позже Старина все еще не вернулся. Рыба остыла и покрылась жирным налетом, а на небе взошла огромная июльская луна. Дина, похожая на длинную и тощую грязно-белую бездомную кошку, боязливо-настороженно бредущую по забору на заднем дворе, расхаживала по лачуге взад и вперед. Гамми, сгорбившись над бутылкой, сидела на скамейке, сколоченной из ящиков. Наконец она, пошатываясь, встала и включила старенький приемник, но, услышав вдалеке треск и стукотню разболтанного мотора, выключила его.
Прямо за дверью грохот и хлопки переросли в рев. Внезапно послышались мощные хриплые выдохи, как будто в кашле зашелся старый заржавленный робот с двусторонним воспалением своих железных легких. Затем все стихло.
Но ненадолго. Обе женщины, застыв в оцепенении, с опаской прислушивались. И пока они так стояли, они услышали голос, подобный раскатам отдаленного грома.
— Не волнуйся, детка.
Ему ответил другой голос — тихий, сонный и невнятный.
— Где... мы?
— Дом, милый дом, где мы славно отдохнем, — ответил громоподобный голос.
И снова яростный кашель.
— Это все дым от горящего мусора, детка. Тут и червяк блевать начнет, а? Во, ты глянь-глянь! Дым-то подымается прямо к лунной тарелке, как будто это призраки ужас до чего прогнивших людей. Таких, что даже их души забирают с собой гниль и разложение. Э, да ты, небось, и не знала, цыпленок, что Старина знает этакие длинные слова, как разложение, а? Вот что значит жить на городской свалке! Я все время слышу это слово от больших шишек, которые приходят сюда и принюхиваются к здешнему зловонию, чтобы отдохнуть от зловония Ратуши. Я не безграмотный. У меня вон и телевизор есть. Кха, кха, кха!
За дверью снова стало тихо, и женщины знали, что Старина сейчас, сгибая колени, отклоняется туловищем назад, чтобы взглянуть на небо.
— Ах, прекрасная, прекрасная луна, невеста Старого Друга В Небесной Выси! Настанет день, тара-тарапень, чудесный день, и я клянусь, Старушка Матерь Старого Друга В Небесной Выси, что если ты поможешь мне найти давно утерянный наголовник Короля Пейли, который мы с моими предками искали пятьдесят тысяч лет, то Старина Пейли расстелет для тебя по всей земле свежепролитую кровь девственницы Ненастоящих, чтоб ты могла улечься на нее, как на красный ковер или новое красное платье, и завернуться в него. И тогда при виде меня ты не станешь морщить свой прекрасный сияющий нос и плевать в меня своим серебристым плевком. Старина обещает твердо, и его слово верно, как и то, что своей здоровой рукой он держит дочь одного из Ненастоящих — девственницу, надеюсь, — и ведет ее в свое жилище, пусть даже и скромное, и мы увидим...
— Вдрызг пьяный, — прошептала Гамми.
— О Боже, он привел сюда девушку! — воскликнула Дина. — Ту самую!
— Не ту ли детку из колледжа?
— Вот же старый идиот! Он что, хочет, чтобы его линчевали?
— Эй вы, бабы, — взревел человек за дверью, — пошевеливайтесь, толстозадые, живо открывайте дверь, пока я не вышиб ее! Старина возвернулся домой с пригоршней долларов, с полным брюхом пива, а на плече — спящая овечка! Возвернулся, как герой-победитель, и как герой требует, естес-сно, чтоб ему прислуживали!
Сбросив внезапное оцепенение, Дина открыла дверь. Шаркая ногами, из темноты в свет ступило нечто настолько приземистое и массивное, что казалось скорее стволом ожившего дерева, нежели человеком. Ствол остановился, и тусклые глаза под громадной черной фетровой шляпой пьяно заморгали. Даже большая шляпа не могла скрыть необычно удлиненную форму черепа, похожего на буханку хлеба. Лоб был ненормально низким, над глазами далеко вперед выдавались надбровные дуги. Брови на них представляли из себя пучки щетины вроде испанского бородатого мха, и впадины, в которых скрывались маленькие голубые глаза, казались от этого даже более похожими на пещеры. Его чрезвычайно длинный и широкий нос книзу, к ноздрям, расширялся еще больше. Губы были тонкими, но из-за выступающих вперед челюстей выпячивались. Подбородок у него отсутствовал, а голова плавно переходила в плечи почти без всякого намека на шею. Во всяком случае, так казалось. Из открытого ворота рубашки торчал целый лес крутых завитков ржаво-рыжих волос.
Через плечо была переброшена тонкая фигурка молодой женщины, поддерживаемая широкой и узловатой, словно корень дуба, ладонью.
Еле волоча ноги, Старина прошел в комнату. Он шел довольно странной походкой — на полусогнутых в коленях ногах и подворачивая ступни, обутые в ботинки из кожезаменителя, вовнутрь, так что опирался он на внешний край толстых подошв. Он вдруг снова остановился, втянул ноздрями воздух и улыбнулся, обнажая крепкие желтые зубы, созданные природой для того, чтобы кусать.
— Черт, пахнет совсем недурно. Забивает аж вонь от старого мусора. Гамми! Ты что, попрыскалась теми духами, что я нашел на куче отбросов в городских кварталах?
Гамми, хихикая, застенчиво потупилась.
— Не будь дурой, Гамми, — резко проговорила Дина. — Он же пытается умаслить тебя, чтобы ты позабыла, что он притащил домой эту девчушку.
Хрипло рассмеявшись, Старина Пейли опустил похрапывавшую девушку на походную кровать. Та растянулась на ней во весь рост, и юбка ее задралась. Гамми хохотнула, но Дина поспешно одернула юбку и сняла с девушки очки в толстой оправе.
— Боже, — произнесла она, — как же это случилось? Что ты собираешься с ней делать?
— Ничего, — проворчал Старина, неожиданно поугрюмев.
