Андрей Марченко - Цифрономикон (сборник)
– Сигары?.. – спросил клиент, разминая в тонких желтых пальцах папиросу.
Закурить ее он не решался – запрет на курение в городе был почти тотальный. Он просто иногда вдыхал аромат запретной трубочки.
– Еще проще. Трубка. Цены на сигареты скоро пробьют небеса, но налоги почти не оставляют прибыли. Шутка ли – полторы сотни тенге за пачку. Но трубочный табак государству будет трудней контролировать. Его можно будет продавать на базарчиках стаканами, как продавали самосад. Никакого сложного оборудования, специальной бумаги. Табак растить где-то в степи, но малую часть всё же показывать государству.
Клиент улыбался – ему нравился ход моих мыслей. Его бровям было тесно за стеклами очков.
– Всего-то надо – это вернуть моду на трубки… Хемингуэй и Толкиен курили трубки. Это аристократично, черт его дери.
Мы ударили по рукам и договорились встретиться снова, чтоб обсудить. Когда я вышел из кафе, вспомнил о горе, оглянулся.
К тому времени труп убрали, эвакуатор увез автомобиль, убивший Машу. Движение восстановили, и колеса машин шуршали по кровавому пятну. На асфальте его четко можно было рассмотреть еще с полгода.
Теперь мне предстоит жить без Маши. Не ошибка ли? Снова набрал ее номер, чтоб снова услышать тишину. А ведь мы с ней говорили утром, и она врала, что скоро приедет.
Она была мне неверна. Врач, проводивший вскрытие, сказал мне, что незадолго до гибели у нее была близость. На похоронах я всматривался в лица присутствующих, пытаясь угадать ее любовника. И уверен – угадал бы. Однако же он не пришел.
Придя с похорон, я напился вдрызг. Вспоминал ее, наши минуты вместе. Вспоминал ее в гробу – она лежала как живая, и даже лучше. На похоронах мне казалось, что она едва уловимо шевельнулась, ожила…
Начав пить на поминках, я не остановился и дома. Хотелось просто поговорить с ней, спросить, чего же ей не хватало. Бывало, я экономил на проезде, шел на свидание пешком – но всегда с цветами. Хотя трудности были, в том числе и с деньгами. Но об этом я ей не давал догадаться.
– Уж я не знаю, за какие грехи Господь наказал тебя мной… – говорила она когда-то.
Тогда я убеждал ее, что всё не так, но теперь ее, приблизившуюся к Богу, я хотел спросить: за что?.. В тот вечер я звал ее, разговаривал с тенями в углах. А когда стало совсем невмоготу – набрал ее номер.
Она предсказуемо не ответила.
Дело пошло.
В казахских степях можно спрятать не просто табачное поле, а небольшую европейскую республику. Чуть сложней дело обстояло со сбытом, но интернет-магазины творили чудеса.
Боль притуплялась, но не уходила, порой нанося удары. Мой компаньон это терпел. Он наводил обо мне справки и причину моего состояния знал. С высоты прожитых лет советовал:
– Не подумай, что я не сочувствую твоему горю. Но это пройдет. У вас говорят, что лечит время. На самом деле – лечит расстояние. Тебе надо развеяться, отвлечься. Ты умеешь водить машину?..
Городок наш был стар – с узкими улочками, где едва разъезжались два автомобиля, а припаркованный неверно микроавтобус вовсе мог парализовать движение во всем районе. И столичная мода запретов на личный транспорт дошла до нас. Полный запрет должен был вступить в силу через пять лет, и покамест в город не допускали лишь иногородние машины. Но цены на автомобили упали ниже плинтуса, а на курсах водителей почти никого не было.
Я купил вполне приличный, хотя и сменивший двух хозяев джип и колесил на нем за городом. Порой выбирался очень далеко, знакомясь с нашими поставщиками.
Пытался отвлечься иначе. Нет, я не хранил верность покойнице. Я встречался не с теми, целовал не те губы. Это помогало, но не вполне.
А потом мой телефон пережил клиническую смерть. Я остановился под мостом у ручья помыть руки. Мост был огромен – под ним бы легко укрылся не один тролль, а целое их семейство. Ручей же был совсем тонким, словно жилка. И когда я наклонился над водой, мобильный выпал из кармана рубашки и упал в ручей. Я поднял его уже со дна и до того, как вынул аккумулятор, успел увидеть, как на экране пляшет взбесившаяся радуга.
Сушил я его под лампой сутки, включил, увидал на экране лишь одну линию – словно кардиограмму мертвого человека. Мысленно я с ним попрощался и стал прикидывать, какую модель куплю следующей. Но был вечер, и следовало подождать рассвета. А к утру телефон заработал.
Заметил ли я что-то сначала?.. Ничуть не бывало. Выгорело два светодиода подсветки клавиатуры. В полумраке пользоваться трубкой стало не совсем удобно. Но он принимал и позволял совершать звонки. Чего же боле?
Какие-то странности начались примерно через неделю. Документы, отправленные с компьютера на принтер, вдруг проносились по экрану мобильного. В телефоне имелся встроенный радиоприемник, который я иногда слушал со скуки. После купания в ручье он стал хуже держать волну и порой сам перестраивался на иную станцию. Ах, что это были за радиостанции! Пару раз я слышал хиты, которые к тому времени еще не были даже записаны, а однажды мне довелось узнать и вовсе удивительную новость:
– В этот день родится Султан Утегенов, который через шестьдесят семь лет станет лауреатом Нобелевской премии за свои исследования в области физики тахионов…
Ведущий говорил далее, но сумбурное радио сменило волну. Я искал продолжение передачи, но радиостанция исчезла…
Заболел наш экспедитор. Протирая очки, компаньон спросил, не мог бы я проехаться по точкам, собрать товар. Я пожал плечами и согласился. Съездить стоило, даже не будь этой болезни. Табак вызрел, и следовало забрать урожай у дехкан. Большие деньги, дорогой груз. Сказано верно: если хочешь, чтоб всё прошло как надо, – сделай это сам. К тому же у меня имелась своя причина оставить город.
Я залил полный бак и отправился в дорогу. Предстояло проехать почти тысячу километров по едва заметным дорогам, собирая мешки с почти готовым сырьем.
Вес табака в сигарете – чуть менее грамма. Килограмма этого зелья должно хватить на полсотни пачек с лишним. Полтонны табака – это, стало быть, двадцать пять с половиной тысяч пачек папирос. Стоимость – за три миллиона тенге, цена довольно неплохой машины.
Какие-то документы имелись, но помогли бы они лишь против слишком доверчивого постового. Были еще деньги, отложенные для того, чтоб доверчивость, случись что, усилить. Но я подозревал, что за нами следят, и при возвращении мою машину могут перехватить.
Судя по карте, дорога здесь была одна, но имелась уверенность в себе и машине…
