Евгений Лукин - Сокрушитель
Улыбка Лики несколько застыла, стала холодной и настороженной.
— Никита, — с легкой укоризной молвила Лика. — Это хозяева. Что вас удивляет? У них прекрасно все. Даже то, что идет на слом…
— Но зачем?!
Лицо Лики слегка затуманилось.
— Доверьтесь хозяевам, — многозначительно изронила она.
— Довериться… — глухо повторил Никита. — Я уже однажды им доверился. Когда влез в летающую тарелку…
Лика закусила губу и взглянула поверх головы собеседника, словно высматривая что-то вдали. Разговор становился все неприятнее и неприятнее…
— Знаете, Никита, — прямо сказала она, окинув его откровенно недружелюбным взглядом. — Вас, по-моему, просто обуяла гордыня. Я понимаю, вам здесь приходится трудно. Но поверьте, что во всех ваших бедах виноваты вы сами. Поймите: хозяева каждому воздают по заслугам…
Никита задохнулся и чуть отпрянул, заставив Лику удивленно округлить глаза. Сейчас он почти ненавидел ее — красивую, холеную, благополучную.
— И чем же я заслужил, позвольте узнать, — сам содрогнувшись при звуках собственного пронзительно-скрипучего голоса, начал он, — чтобы со мной обращались, как… как с этими… Как вы их называете? Побирушками!
— А не надо ставить себя с ними на один уровень, — отрезала она и, обогнув Кляпова, надзорку и глыбу, пошла, не оглядываясь, прочь.
«Видела! — наотмашь полоснула догадка. — Видела, как я тут воевал из-за ломика с этим… лупоглазым…
— Значит, побирушка… — медленно проговорил Никита, глядя вслед Лике. — Ладно…
Он ссутулился и снова повернулся к молочно-белому валуну. Долго стоял, бессмысленно глядя на авоську и ломик.
— Да не буду я ничего менять… — безразлично сказал он горстке алых, как выяснилось, тюбиков.
Взял ломик и направился к стене опоры. Размахнулся как можно выше и нанес сильный колющий удар. Золотистая, словно набранная из латунных стерженьков стена оказалась куда менее прочной, чем те же глыбы. Ломик вошел в нее чуть ли не до половины.
«Вот и отлично… — с отвращением подумал Кляпов. — И забивать ничем не надо будет… А петлю можно из кабеля…»
* * *
— Свет посильнее сделай, — попросила Лика. — А то не видно ничего…
Маша Однорукая взяла железяку, отдаленно похожую на мощную кочергу без ручки, и выборочно перебила несколько световодов. В результате ритмичное биение стеклистых труб пошло на убыль, а две из них (не толще женского мизинца) вспыхнули, как раскаленные добела стальные прутья. Опору наполнил тихий шепелявый свист.
— На примерку — становись! — Маша была слегка под мухой — иными словами, в самом что ни на есть рабочем состоянии.
Пористые стены соломенных оттенков были сплошь увешаны кольцами, косицами и пучками Бог знает где вырванных с корнем кабелей и световодов. Иные из них отдавали фиолетовым, иные — вишневым, но в основном преобладали неопределенные серовато-мутные тона. На полу воздвиглась торчком полутораметровая глыба фаллических очертаний. Слегка уплощенная голова ее имела определенное сходство с женским торсом и была облачена в незавершенную разлохмаченную понизу плетенку.
— Пока только правый, — объявила Маша, извлекая из корзинки, висящей на растяжках меж двух светоносных стволов, что-то вроде гетры с подошвой. — Ну-ка, прикинь!
Однако Лика, взяв загадочный предмет туалета, примерять его не торопилась. Сначала она поднесла изделие к одному из раскаленных добела световодов, осмотрела, ощупала до последнего проводка, потом недоверчиво взглянула на Машу.
— А? — ликовала та. — Что б вы тут без меня все делали? Нет, ты глянь! Ты на подошву глянь!
— Она же плетеная была… — в недоумении выговорила Лика.
— Ну! — вскричала Маша. — То-то и оно, что плетеная! А теперь?
Теперь подошва была литая, цельная, вся в мелких бугорках. Околдованная зрелищем, Лика приблизилась к толстому смоляному кабелю и, присев на отвердевший вокруг лоснящегося ствола воздух, осторожно продела ладную ножку в плотное кольчужное голенище. Натянула почти до колена. Обувь была, мягко выражаясь, оригинальна, и все же это была именно обувь. Пальцы ноги — открыты, ступня — охвачена тугим плетением. Ближе к подошве проводки, словно расплавленные, каким-то образом сливались в плотную чернозернистую ткань.
Лика встала, топнула, призадумалась.
— А не растянется? — усомнилась она.
— Попробуй! — широко улыбаясь, предложила Маша. — Знаешь, как это делается? Во! — И мастерица торжествующе ткнула пальцем в глубоко взрезанный участок кольцевой трубы, где так и кишели слизняки, наращивающие на страшную рану новую кожицу. — Перво-наперво — что? Обдираешь до самого до железа. Ну и тут же наползают эти… сопливые… и давай трубу по новой обмазывать. Тогда берешь подошву вязаную — и туда! С одной стороны проклеят — переверни. И так раза четыре… Потом накладываешь проводки — и опять туда, к ним… А сплетешь — опять то же самое. Они тогда еще и вязку прихватят. А там, где проклеено, уже не тянется проверяла… И пол такую подошву не проедает! А? — Мастерица подбоченилась. — Так бы сама себя в лоб и чмокнула — жаль, губы коротки! Кто еще, кроме Маши, додумается? Ну, Ромка твой… Штаны вон, вижу, сделал… Ничего штаны… Так ведь Ромка-то — лентяй! Все мужики лентяи… Ладно. Снимай давай, если по ноге.
— А левый скоро готов будет? Маша прикинула.
— Дня через четыре… Я пока еще с подошвой вожусь.
— Вот если бы еще каблук… — мечтательно вздохнула Лика, берясь за голенище.
— Каблук! — хохотнула Маша. — Ишь ты чего захотела… Каблук ей! — Хмыкнула, задумалась. — А что ж ты думаешь? Вот выпью — и с каблуком что-нибудь соображу! Будешь тогда на каблуках ходить…
— Никиту сейчас видела, — обронила Лика, бережно освобождая ступню. — Смешной какой-то… Как ни встретишь — все ломает, ломает… Копит, что ли?
— Леша говорит, он Кресту сильно задолжал, — объяснила Маша. — Вот, расплачивается…
— Кресту? Не представляю…
— Задолжал-задолжал. А Крест возьми и счетчик включи.
— Господи! — с притворным ужасом сказала Лика, возвращая Маше Однорукой ее изделие. — Да послал бы он этого Креста куда подальше!
— Ну вот такой совестливый, значит.
— А по-моему, просто дурак!
— Ну так если совестливый… — резонно заметила Маша, снова бросая изделие в корзинку на растяжках.
Тихий глуховатый свист помаленьку смолкал. Концы порванных световодов уже нащупали друг друга и слились, образуя на месте стыка этакую рюмочную талию. Света в помещении стало меньше, стеклистые трубы помаленьку усиливали биение.
— А еще кто-нибудь обувь заказывал? — спросила вдруг Лика.
