Джек Вэнс - Джек Вэнс. Месть. (Сборник)
— Где я? — превозмогая застрявший в горле комок, сиплым голосом проскрежетал он.
— Мы на Айксексе, — ответила коробка на груди Эпиптикса.
Бек ничего не мог придумать такого, о чем бы еще спросить — да и вряд ли сумел бы, так как гортань больше уже ему не повиновалась.
— Следуйте за мною, — сказал ксексианин.
— Нет. — Колени подкосились под весом его туловища, и он грузно осел на мат.
Птиду Эпиптикс исчез в коридоре. Вскоре он вернулся с двумя другими ксексианами, которые катили металлический шкаф со множеством выдвижных ящиков. Они схватили Бека, затолкали ему в горло гибкий шланг и стали закачивать ему в желудок какую-то теплую жидкость. Затем столь же бесцеремонно выдернули шланг и удалились.
Эпиптикс продолжал стоять, сохраняя молчание. Так прошло несколько минут. Все это время Бек лежал без движения, только изредка поглядывая из-под полуопущенных век на своего пленителя. И хоть и мог он в любую минуту проявить постине сатанинскую кровожадность, невозможно было и не признавать у него некоего сверхъестественного великолепия. Спину его прикрывал иссиня-черный, лоснящийся панцирь, напоминающий хитин жука. Голову венчал роскошный шлем, набранный из узких металлических полосок, с шестью очень зловеще выглядевшими острыми шипами, расположенными вдоль гребня. Бек весь аж съежился и закрыл глаза, испытывая крайне неприятное чувство собственной немощи и бессилия в присутствии столь законченного воплощения зла.
Прошло еще пять минут, в течение которых тело Бека мало-помалу стало снова наполняться жизненной силой. Он пошевелился, открыл глаза, произнес раздраженным тоном.
— Как я полагаю, теперь вы мне расскажете, почему меня сюда поместили.
— Когда вы будете к этому готовы, — сказал Птиду Эпиптикс, — мы выведем вас на поверхность. Вы узнаете, что от вас требуется.
— Что вам от меня требуется и что вам удастся от меня получить — это очень разные вещи, — жалобно проворчал Бек. Притворившись усталым, он снова уткнулся лицом в мат.
Птиду Эпиптикс развернулся и вышел, а Бек яростно обругал самого себя за собственное же упрямство — в самом деле, разве можно добиться чего-либо, вот так продолжая валяться в темноте? Разумеется, ничего, кроме смертельной скуки и неопределенности.
Через час Птиду Эпиптикс вернулся.
— Вы готовы?
Бек ничего ему не ответил, он просто поднялся и последовал за облаченным во все черное инопланетянином в коридор, который вел к лифту. В кабине лифта они стояли очень близко друг к другу, и у Бека возникло такое ощущение, будто весь он предельно сжался, превратившись в комок обнаженных нервов. Ксексианин по всем своим характеристикам принадлежал к тому типу существ, которые описываются универсальным понятием «человек». Почему же он испытывает такое к нему отвращение? Вследствие проявленной ксексианином жестокости? Причина достаточно серьезная и все же...
Ход мыслей Бека прервал неожиданно заговоривший ксексианин.
— Возможно, вы задаетесь вопросом, почему мы живем глубоко под поверхностью.
— Меня волнует очень много и других вопросов.
— Война загнала нас под землю — война такая, какой на вашей планете даже не в состоянии представить.
— Эта война продолжается и сейчас?
— На Айксексе война закончилась. Мы завершили очищение «читуми». Теперь мы можем снова выйти на поверхность планеты.
Эмоции? Бек задумался. Можно ли представить себе разум, лишенный каких-либо эмоций? Совсем необязательно сопоставлять эмоции ксексианина со своими собственными. Тем не менее непременно должно быть нечто общее в мировоззрении любых разумных существ, всем им должны быть присущи такие характерные черты, как любовь к жизни, удовлетворенность достигнутыми успехами, любознательность...
Кабина лифта остановилась. Бек неохотно последовал за ксексианином в коридор, лихорадочно перебирая в уме добрый десяток отчаянных, но практически вряд ли осуществимых планов собственных действий, направленных на то, чтобы выпутаться из этого крайне неприятного положения. Каким-то образом, все равно как, но он непременно должен прыгнуть выше собственной головы... Вряд ли можно было ожидать милосердия со стороны Птиду Эпиптикса. Любого рода действие было куда предпочтительнее покорной уступчивости. Ему нужно найти хоть какое-нибудь средство самозащиты — годится любое, пусть даже придется драться, бежать, прятаться, хитрить... Только не сдаваться!
Эпиптикс неожиданно повернулся лицом к нему и поднял руку.
— Сюда, — раздалось из переводчика на его груди.
Бек несколько подался всем телом вперед. Ну! Смелее! Только не стой как истукан! Он сардонически рассмеялся и расслабился. Легко сказать — действуй! Но как? Пока что ксексиане не причинили ему вреда и все же... Звуки, которые он вдруг услышал, заставили его встрепенуться. Ужасный прерывистый скрежет, переходящий в хрип. Совсем не нужно было напрягать воображение, чтобы понять природу этих звуков — язык боли универсален.
Колени Бека подкосились, он схватился рукою за стену. Громкий скрежет распался на отдельные щелчки, задрожал, повис в воздухе, стал едва слышен.
Ксексианин продолжал столь же бесстрастно взирать на Бека.
— Сюда, — повторил голос переводчика.
— Куда это? — прошептал Бек.
— Сейчас увидите.
— Никуда я не тронусь с этого места.
— Идите — в противном случае вас понесут.
Бек не знал, как поступать. Ксексианин сделал шаг в его сторону. Ничего не оставалось иного, как повиноваться.
Металлическая дверь отъехала в сторону, в образовавшийся проем с оглушительным воем ворвался холодный сырой ветер. Более унылого пейзажа никогда за всю свою жизнь еще не доводилось видеть Беку. Островерхие вершины, словно зубы крокодила, обрамляли линию горизонта, по небу хаотически плыли нагромождения черных и свинцово-серых туч, проливавшихся траурными завесами дождя. Равнина внизу — сплошные развалины. Высоко в небо вздымались искореженные, насквозь проржавевшие стальные фермы и балки, как лапы гигантских высушенных насекомых, обвалившиеся стены и и крыши превратились в груды почерневших кирпичей и грязно-коричневой черепицы. Те же участки стен, что еще продолжали стоять, были испещрены неправильной формы пятнами плесени зловещих расцветок. Во всей этой безрадостной картине совершенно не ощущалось никаких признаков жизни, признаков чего-либо свежего, даже намека хоть на какие-нибудь перемены к лучшему в будущем — всюду царило полнейшее запустение и безнадежность. Глядя на это, невозможно было не испытывать мучительного сострадания к ксексианам. Независимо от тех грехов, которые они совершили... Он повернулся к единственному целому сооружению, тому, из которого он и Птиду Эпиптикс глядели на темные силуэты внутри загона. Кто это? Люди? Ксексиане?
