Марти Бурнов - Достигая Прозрения
– Где?
– Да на вокзале.
– На каком? – выпучил глаза усатый.
– На этом… на финском.
– На Финлядском, что ли?
– Понятно дело – стырили! – усмехнулся Михалыч. – Там у всех все тырят. Ты бы того… поосторожней…
– А не отметить ли нам приезд дорого финского товарища?! – подмигнул Семен. – Звать-то тебя как, товарищ комиссар?
– Так… дело хорошее. Чего бы и не отметить?! – расплылся в улыбке Михалыч. – А в комиссариат, он того… успеет еще!
Михалыч вытащил из-за пазухи бутылку, наполовину заполненную мутной жидкостью, и протянул ее Нэйбу:
– Ну, того… не побрезгуйте, товарищ комиссар, нашим пролетарским самогоном.
"А встречу с этими идиотами можно считать удачей! – Нэйб принял бутылку. – Комиссариат – орган власти. Вокруг такая неразбериха, что выяснять особо никто ничего не станет. А как представитель власти, я легко найду профессора и Аркашу!"
Мутная жидкость обожгла пищевод, во рту остался противный привкус, а ухмыляющиеся рожи товарищей неуловимо исказились. Нэйб хохотнул.
– То-то же! – довольно крякнул Семен и принял бутылку от Нэйба.
Затем самогон вернулся к Михалычу. Он допил единым глотком, разочаровано заглянул на дно опустевшей бутылки и даже не поморщившись, заявил:
– Хороша, зараза, но мало!
Нэйб кивнул. Правда, подумал он не о вонючем самогоне, а кокаине, коего осталось совсем чуть-чуть. Он достал коробочку, открыл ее, взглянул на жалкие остатки порошка, который раздобыл еще на пароходе, и вздохнул:
– Самогон и кокаи-ин для революционера – это как серп для крестья-анина и молот для рабочего! Самогон у нас уже был, где бы достать кокаи-ину?
– Да проще простого! В аптеках всегда был! – оживился Семен. – Помнится, мы с товарищами…
– А где ближа-айшая аптека?
– Да… вон она, – Михалыч обернулся и ткнул пальцем в трехэтажное здание на углу, по диагонали от сквера.
– Владельцы, небось, буржуи? – деловито осведомился Нэйб.
– А то как же! – Семен потер руки.
– Так чего же мы жде-ом? Товарищи! – виллирианец был возмущен. – Пря-амо перед нами рассадник корысти, гнездо буржуазной сволочи! Они свободно пара-азитируют пря-амо в сердце мирового пролетариата, а мы просто про-оходим мимо!? Не дело это, това-арищи, не дело!
– Да! И того… спирта там навалом… – Михалыч хлопнул себя по шее и выразительно посмотрел на Семена.
В революционном запале Нэйб направился громить гнездо капиталистов:
– А вы чего жде-оте? Вперед! Наше дело пра-авое! Мы победи-им!- он махнул рукой, увлекая за собой нерешительных соратников.
Полы кожаного плаща развевались за его спиной, напоминая черные крылья. Высокий, стремительный и непреклонный, он единым махом перепрыгивал через грязные лужи, словно не шел, а парил над землей.
– Вот он, демон революции!.. – Семен украдкой перекрестился и помчался за ним, разбрызгивая грязь.
Нэйб мощным пинком вышиб дверь аптеки. Жалобно звякнул колокольчик. Глаза черноволосого носатого человечка за прилавком нервно забегали.
– Именем реввоенсовета! – взревел Нэйб.
– Чего изволите-с? – носатый испуганно съежился.
Стеклянные витрины были сплошь заставлены склянками, жестяными коробочками и бумажными пакетиками. Нэйб увлекся, разглядывая их. Названия ни о чем не говорили.
– Ах, ты сволочь! – в аптеку ворвались Семен и Михалыч.
– Я честный человек! – возмутился носатый, пятясь к стене.
Дверь с грохотом захлопнулась.
– Показывай, где у тебя тут… добро народное?! – Семен сверкнул глазами. – Проверять будем!
– У мене только мое… честным трудом нажитое… Вот, взгляните, бумаги-таки в полном порядке. Вчера уже разрешение в комиссариате выправил… – чернявый суетливо полез под конторку.
Семен и Михалыч нерешительно переглянулись.
– Да, да… Вот! – носатый сунул им бумажку.
– Да что вы его слу-ушаете?! – Нэйб вырвал бумажку, не глядя скомкал и отбросил в угол. – Знаем, мы таких! Капиталист-кровопийца, и бума-аги твои липовые! Показывай, чем народ травишь!
Виллирианец выхватил пистолет из кобуры Семена. Аптекарь нырнул под стойку. Громыхнул выстрел. Со звоном рассыпалась витрина. Стеклянное крошево еще прыгало по полу, а Нэйб уже за шкирку вытаскивал носатого из-под прилавка.
– Т-так бы уже и говорили!.. – лепетал тот. – Кокаин в подсобке, сейчас принесу, я м-мигом…
– И спирт выкатывай, – буркнул Михалыч.
***
Вечерело. Мокрый снег налипал на волосы и застывал на ветру ледяной корочкой. Нэйб, не склонившись перед непогодой, размашисто шагал по проспекту. Отчасти, он был даже рад, ибо холод немного унял сильную головную боль, мучавшую его с утра.
Это утро началось для Нэйба где-то после полудня. Он очнулся в тесной коморке. Сначала взгляд уперся в высокий, в желтых разводах потолок, потом перескочил на небрежно закрытую покрывалом кровать в углу и ободранный шкаф, потом – на грязноватый матрас, брошенный на пол, на котором он, собственно, и провел ночь. Только тогда начало просыпаться сознание. Нэйба был удивлен. Удивление продолжалось пару секунд, а потом из приоткрытой двери донесся запах прогорклого жира и вареной рыбы. Нэйба замутило, и желудок болезненно сжался.
– Жрать идите! – донеслось откуда-то извне.
Нэйб вскочил с матраса и бросился в темный коридор. Ноги сами вынесли его в крохотный закуток, отведенный под туалет. Видимо, он уже посещал это место накануне, и сейчас сработала память тела.
– У-у… – он склонился над унитазом.
Желудок освободился, но тут на Нэйба обрушилась головная боль.
– Ну, че ты копаешься, товарищ комиссар? – в дверь сунулась усатая рожа. – Машка там харч сготовила. Пожрем, и в комиссариат.
В комиссариате к нему сначала отнеслись настороженно, но рассказ Семена о стихийном митинге впечатлил начальство.
Нэйб сразу пошел в наступление – поинтересовался адресом профессора Ивана Никифоровича Остальского, заявив, что к тому имеется ряд вопросов. Лысый комиссар почесал затылок, потом покопался в картотеке.
– Да у этого профессора во владении целый дом! Пожалуй, у нас тоже найдутся к нему вопросы!
Нэйб получил заветный адрес и двух матросов в нагрузку – Семена и Михалыча.
Пока Нэйб разговаривал с комиссаром, матросы добыли где-то бутылку самогона и слегка поправили пошатнувшееся, после вчерашнего, здоровье. Бутылка задорно оттопыривала карман Семена.
Матросы вразвалку шли за Нэйбом. Пожалуй, их присутствие – единственное, что омрачало сейчас настроение виллирианца. От них предстояло избавиться. Но как и когда? Если убить их прямо сейчас – в комиссариате возникнут вопросы.
Да и вообще, ему никого не хотелось убивать сегодня. Желтый свет газовых фонарей давал необычайно уютное освещение, и на душе, несмотря на промозглую погоду, было тепло. У Нэйба возникло странное ощущение, что он внезапно оказался в очень знакомом и родном месте.
