Александр Щеголев - Львиная охота
- Очистите его от этой дряни, - командует он, указывая на клейкие нити, превратившие мое тело в неподвижный кокон. После чего говорит куда-то себе в рукав:
- Снимай людей, капитан. Да, все посты снимай, тут у нас полная идиллия.
- Едва пришел срок, - рассказываю я, захлебываясь слюной, - помчался малыш в церковь, чтобы взять себе новое имя - то, с которым мужчина представлен Богу. Так и появился на свет Инносентус. А родители не сообразили попросить святого отца отложить обряд, не разобрались, чем на самом деле вызвано стремление сына поскорее креститься...
- Опоздали, - с горечью констатирует Инна.
Он машет рукой, отворачивается и лохматит свою седую шевелюру; он сильно раздосадован - не от того ли, что подчиненные слышат мои чудовищные откровения?
А подчиненные его заняты делом. Квадратноголовый здоровяк в шортах и в рубашке с расстегнутым воротом (без пиджака! без галстука!) колдует над моим креслом, выполняя приказ начальства. Тщательно и осторожно этот человек обрабатывает застывшую паутину, прыская элиминатором из баллончика. И пошла реакция: пластиковые языки пускают водичку, на их поверхности появляются кристаллики, резко пахнет эфиром.
- О Боге-то наш малыш думал меньше всего, - бросаю я в воздух больные фразы. - Будущий оперативник, волк. Бог для таких - всегда средство. Прежде всего он хотел удивлять. Тщеславный папаша, нарекающий новорожденного сына, хочет удивить соседей и родственников жены; тщеславный писатель, придумывающий персонажу имя, хочет удивить весь мир. Ну а этот молодой бунтарь был одновременно и папашей, и новорожденным, и писателем, и персонажем. Он помнил и о своих соседях, и обо всем мире. Какой же он был тщеславный... Эх, шеф, шеф! Не знали вы тогда, что второе имя выбирается сердцем, что это не разумная реакция головы. "Инносентус" в переводе с мертвых языков - "невинный". Мужчина, выбравший такое имя, как бы объявляет на весь мир, что он - вечное дитя, инфантильное и беззащитное существо. Только таким невротикам и служить в Службе Контроля...
Полимер разваливается на низкомолекулярные продукты, путы слабнут, гибнут, осыпаются. Руки и ноги у меня уже свободны, но Инну с его свитой это совершенно не беспокоит! Оперативники также разваливаются, теряют стержень, ибо сложная и ответственная операция неожиданно превратилась в скучную рутину. Террорист Мигель арестован, а беллетрист Жилов, мягко выражаясь, не в себе... Великолепно. Мой Театр-Для-Идиотов нашел своих зрителей. Изображать юродивого, оказывается, совсем не сложно - только разреши себе вытащить на всеобщее обозрение то, что и так всегда с тобой.
Спрашивается, в самом ли деле я симулирую?
- Похожая история с вашей дочерью, шеф, - добиваю я Инну. Он каменеет, теперь он просто не может меня не послушать. - Агент Рэй - ах, как это по-мужски звучит! Все тот же бес тотального несогласия, сконцентрированный в имени. Случайный человек непременно решит, что агент Рэй - это Раймонд, а не Рэйчел. Девочке нравится собственная раздвоенность. Почему? И почему ваша дочь, упорно выращивая в себе мужское начало, взяла псевдоним "Инна"? И почему она, провоцируя вашего внука сбежать из интерната, соврала, что Рэй - это имя его отца? Да потому, шеф, что она всю жизнь не дочерью вашей хотела быть, а сыном! Сыном, шеф!..
Оконные рамы вздрагивают: сильный, тяжелый звук приходит с улицы. Словно в гигантский медный таз ударили. В городе что-то взорвалось, понимаю я. А может, взорвали, сегодня эта грань очень тонка.
- Опс-ёпс! - восклицает квадратноголовый, распрямляясь. Это было сказано определенно по-русски.
- Дожили, - говорит Инна; он по-прежнему скуп на слова.
Все присутствующие дружно смотрят в одну сторону.
Вот моя единственная секунда! Начальник деморализован, бдительность рядовых сотрудников опущена до нулевой отметки, - не упусти шанс! Крепко зажав в кулаке последнюю из живых нитей - ту, которая не обработана еще элиминатором, - я рывком выбираюсь из кресла. Два шага, короткий разбег - и прыжок в раскрытое окно. Спиной вперед. Свободный полет, больше похожий на сон. Пятый этаж! Проснулся ли я на самом деле? Протрезвел ли? Сейчас проверим. Кресло застревает в раме, как я рассчитывал; полимерный язык растягивается, пружинит, превращает полет в плавный спуск. Нить разорваться не может даже теоретически, разве что быть разрезанной, однако никто из моих спасителей не успевает выхватить штурмовой нож и покалечить меня вместе с моим шансом. Оттолкнуться ногами от стены дома - раз, второй...
- Остановите его! - недостойно орет сверху Инна.
- Я же правду вам сказал! - ору я в ответ. - Пра-авду!
Кто меня остановит? Смешно.
Прощай, иезуитский Дом Писателя с самой красивой вывеской в городе! Нет большего наслаждения, чем сказать это "прощай". Мои босые пятки (Ангуло, гад, разул!) пробивают плоскую бумажную крышу низенького сооружения, раскинувшегося у подножья белокаменного монстра. Я - внутри. Здесь светло, бумажная крыша отлично пропускает дневной свет. Это явно какой-то аттракцион: коридоры, сплошь составленные из зеркал. Я бегу по ним непонятно куда, пока не соображаю, что попал в лабиринт. Жуткий лабиринт отражений, порождение чьих-то кошмаров. Моих отражений здесь такое количество, что арестовать их всех - земной полиции не хватит, даже если милиция поможет. Зеркала, увы, не стеклянные, не разбить их, не прорваться в лоб. Поверхности захватаны сотнями рук - наверно, тех несчастных, кто сгинул здесь без вести. Перелезать, уродуя крышу? Из окна увидят и на прицел возьмут. С другой стороны, кто-то из преследователей наверняка уже громыхает по лестницам вниз, чтобы успеть перехватить меня у выхода из аттракциона, а снятые посты уже получают новые приказы... Ну-ка, эрудит, как приличные люди проходят лабиринт? Правило левой руки. В петлях левая рука меняется на правую. Помечать перекрестки. Чем помечать? У приличных людей принято мелом. В крайнем случае - помадой. Помады нет, есть слюна. А чем еще? Есть и другие субстанции, выводимые из организма - не ими же? Я бегу. Я плюю на зеркала - буквально - на первом повороте, на втором, на третьем, от всей писательской души, но это лишнее, лишнее... никаких ловушек, никаких петель - выход совсем рядом... Я выскакиваю на волю. Коварный, мной же домысленный Лабиринт Отражений на деле оказывается маленьким и потешным, рассчитанным на кого-то другого, поглупее. Впрочем, как выясняется, это вообще был не аттракцион. Надпись гласит: "Эготека". Еще одна красивая вывеска. Вероятно, эту штуку соорудили в политико-воспитательных целях, чтобы ускорить процесс строительства души. Хорошо слышно, как сзади, с воинственным кличем "опс-ёпс!" кто-то еще пробивает свои телом крышу "эготеки"; правильно, наверху липучка осталась, грех было не воспользоваться. И все-таки это плагиат, ребятушки, постыдный плагиат. Мой это был способ обретения счастья...