Александр Лоскутов - Высшая ценность
— Ты знаешь, что Он собирается сделать?.. — Я облизнул пересохшие губы.
Пауза длилась столь долго, что я уже решил, что она меня не поняла.
— Знаешь, Алексей, я слышала, о чем вы говорили с Иваном. И твою беседу с Матерью Евфросинией слышала тоже. Не думаю, что Бог может пожелать нам что-то по-настоящему плохое. Он — наш создатель, наш отец. А ни один отец не желает зла своим детям. Да, он может выпороть, и подчас довольно жестоко, но убить… Нет. Не верю.
Мне оставалось лишь горько усмехнуться:
— То есть ты смотришь на День Гнева как на этакую генеральную порку, устроенную человечеству его Высшим отцом?.. Не буду спорить. Может быть, это и в самом деле так. И я склонен поверить в то, что мы ее заслужили. В конце концов, если б не Гнев Господень, мы, быть может, уничтожили бы себя сами и сделали это куда основательнее, чем Он. Я даже готов признать, что в определенной степени подобная встряска пошла человечеству на пользу… В определенной степени… Но я никогда не смогу поверить, что второй День Гнева может нести в себе хоть что-то, кроме угрозы. Он уничтожит человечество, столкнет обратно в каменный век. Мы будем сидеть в пещерах, грызть сырые кости и молиться Всевышнему среди поросших жиденькой травкой развалин мертвых городов.
Ирина вяло повела плечами, будто отметая все только что мною сказанное. И спросила:
— Ну и что ты хочешь от меня? Я ведь все равно не могу выбирать. Я всего лишь инструмент, но не мастер. Не мне принимать решения, мне — их реализовывать. Такова моя доля.
Я решительно замотал головой.
— Нет, Ира, ты не инструмент. Ты человек. И выбор у тебя есть всегда.
— Даже сейчас?
— Да. Даже сейчас.
Ирина медленно подняла глаза. Пустые, холодные, усталые.
— Тогда я, наверное, уже сделала свой выбор, — тихо сказала она.
Лед в ее глазах. Лед. Лед. Лед. Его холодные иглы вонзились в мою душу. Но я не обращал на них никакого внимания. Не чувствуя боли, я рванулся туда, где под гнетом молчания ждали слова, что я до сих пор не мог произнести вслух. И я чувствовал, как бессильно крошится на моем пути казавшийся несокрушимым лед.
— Ира… Ты ведь умрешь. Она медленно кивнула.
— Знаю.
— Я не дам тебе умереть.
— Почему?
Я облизнул враз пересохшие губы:
— Потому что я люблю тебя.
Желтые глаза оборотней, не отрываясь, следили за нами. В воздухе пахло ночной прохладой, пылью и псиной. Издалека, смешиваясь с треском сумасшедшего кузнечика, доносились приглушенные щелчки выстрелов. Обхватив пальцами тонкое хрупкое запястье, я чувствовал лихорадочные удары ее сердца…
Ну вот, слова произнесены. То, чего я боялся, свершилось. Обратного пути нет.
Самое безумное признание в любви, которое только видывал этот мир.
Крошево дробящегося льда в ее глазах.
Краем глаза я видел, как исчезают во тьме, до сих пор сопровождавшие нас оборотни. Видимо, эскорт счел свою задачу исполненной… Или же стая решила поискать другую, более доступную добычу. Не знаю. Мне было наплевать.
Я с нетерпением ждал, что ответит мне Ирина… Но так и не дождался. Она всего лишь сказала:
— Мы почти пришли, Алексей.
Я вздохнул, устало и растерянно. И обернулся, чтобы посмотреть, где мы.
Крошечные участки земли, разбитые ничего не значащими заборами и густо заросшие травой и бурьяном. Зияющие пустотой окна и провалившиеся крыши дачных домиков. Краснокирпичные стены многоэтажных коттеджей, мертвых, брошенных и позабытых. Матовый блеск спрятавшегося за ровными рядами домиков и огородов озера…
Южный пригород.
Очень неприятное место. Опасное. Битком набитое всякой нечистью. Превращенное в лабиринт отсутствием любых достоверных карт этого района. Здешних узких улочек избегают даже чистильщики… Я здесь тоже бывал как-то раз — еле ноги унес. И это днем. А сейчас…
Я задрал голову, взглянув в бледно-серое небо. Ночь уже уходила, но и день еще не настал. Небо на востоке только начинало розоветь в ожидании первых лучей восходящего солнца, а тусклая луна в окружении редкой россыпи быстро бледнеющих звезд до сих пор еще смотрела на мир сверху.
Не ночь, но еще и не день. Не свет, но и не тьма. Сумерки — причудливая смесь того и другого.
— И что теперь? — крутя головой, спросил я. Ирина чуть заметно дернула плечом:
— Теперь ждем… Уже скоро.
* * *Он появился непонятно откуда. Только что я был уверен, что во всей округе нет абсолютно ничего живого или неживого, кроме нас. А в следующий момент уже разворачивался на месте, ощутив буквально за плечами всплеск силы и стойкое ощущение чужого взгляда.
Кинжал оказался в моей руке еще раньше, чем я смог осознать увиденное. Всколыхнулась и пошла мелкой рябью плотным облаком окутывающая его аура тьмы. Рукоять пронзила мою ладонь невыносимым холодом. Пальцы онемели практически мгновенно.
Я знал, что это означает. Неизвестно, как и откуда, но я знал. И обернулся, уже догадываясь, кого увижу у себя за спиной, но все равно был потрясен до глубины души.
По образу и подобию…
Он был человеком. Внешне он был неотличим от человека. Но никто в своем уме — даже слепой и глухой калека — никогда не спутал бы его с человеком. Он с такой яростной мощью излучал свет (не тот видимый глазом поток фотонов, но истинный свет, являющийся частицей изначального Света), что я в первый момент даже не смог взглянуть на него. И только потом, когда сияние чуть потускнело, сворачиваясь в раскинутые за спиной крылья, я осмелился взглянуть в его глаза.
Я уже привык, что Силу можно увидеть в первую очередь именно в глазах. И хотя порой это бывало опасно, именно в глазах крылось истинное понимание чужой души.
На идеальном человеческом лице двумя бездонными дырами пылали глаза. Столь же теплые, как айсберг, столь же мягкие, как сталь, и столь же живые, как камень, они, казалось, затягивали и пили мою душу. Питались моими мыслями. Видели мои чувства. Они знали обо мне все… Все! И ничто не могло укрыться от их пылающей синевы…
Я поспешил отвести взгляд.
Рядом, склонив голову, медленно опустилась на колени Ирина. Быть может, я должен был бы последовать ее примеру. Но я остался стоять. Хотя и опустил глаза, исподлобья разглядывая спустившегося на землю гостя из высших сфер и стараясь вновь не столкнуться с ним взглядом.
Ангел медленно повел головой, будто привыкая к своему телесному воплощению, расправил и вновь сложил крылья, переступил с ноги на ногу, сминая босой пяткой высокую траву… А потом выпрямился и обратил свой взор на нас.
Я ожидал, что он заговорит с Ириной, которая все еще стояла на коленях, но первые слова небесного посланника неожиданно оказались обращены ко мне.
