Сидней Боундс - Человек в лабиринте. Сборник зарубежной фантастики
Я вспомнил, что в тот день шеф и со мной вел такую же душераздирающую беседу в лабиринтах базы Имбриум и тоже посоветовал воздержаться от скоропалительных выводов. А затем добавил: «Все, кого к нам присылают, рано или поздно соглашаются с нашим стилем работы».
След подымался вверх, через холмы внешнего обвода кратера Коперника, слишком огромного, чтобы к нему применять слово «кратер». Я созерцал места, где в прошлом произошла страшная, беззвучная катастрофа, нетерпеливо барабаня пальцами по кожуху цифровой камеры и повторяя про себя, что я должен быть начеку и не пропустить ключевые места для съемок, места, с которых можно будет сделать снимки, на которых ясно отобразится суть происходивших здесь процессов, не замутненная никакими лишними деталями. Взрыв произошел девятьсот миллионов лет назад, когда на Луну свалилась заблудившаяся межпланетная гора. В лавовом поле образовался кратер диаметром в девяносто километров. Можно представить себе как в считанные секунды беззвучно вырастает гигантский огненный цветок, вздымая облако превращенных в пыль скал и разбрасывая на сотни километров по лавовым полям обломки величиной с порядочный дом. Но вот цветок опал, и от кратера через черные равнины, как спицы колеса, пролегли белые радиальные полосы, которые можно увидеть сегодня, — выбросы пыли, щебня и стекла. Этот яркий рисунок залегания осколочных пород можно видеть с Земли невооруженным глазом — как светлое пятно близ центра лунного диска.
Мы продвигались вперед, взбираясь на возвышения и ныряя в низины, как лодка на морских волнах, а я вспоминал летние вечера, когда я мальчишкой смотрел в сумерках на восходящую Луну. На каникулы я приезжал к своему деду в Иллинойс. У него был свой дом и задний двор, и туда я вытаскивал свой самодельный телескоп, сделанный из картона и алюминия, устанавливал на треноге и часами наблюдал за Луной. Компанию мне составляли светлячки. Телескоп давал увеличение в двести раз. Прильнув к окуляру, я разглядывал чуть подрагивающее, слегка размытое, колеблющееся изображение кратера Коперника, скалистой ямы, медленно выползающей из темноты на свет. Там, в Копернике, было утро. На дне кратера лежала тень от восточной стены. Западная стена казалась сверкающей дугой, освещенной ярким светом восходящего Солнца. Я мог видеть изрезанные крутые склоны и террасы стен кратера, ниспадающие к округлому дну. В центре кратера, нарушая монотонность сравнительно ровной поверхности дна, высилась группа пиков. За стенами кратера были внешние валы с более светлыми вздутиями на фоне темно-серых лавовых равнин. Я чувствовал укусы москитов. Это означало, что пора сворачиваться и идти спать.
И вот я здесь, и мы поднимаемся по пологому склону одного из внешних валов. Коперник слишком велик, так что нельзя выглянуть в окошко и сказать: «А, вот он». О его приближении можно было судить лишь по усложнению рельефа местности. Дорога становилась все извилистей, нам приходилось лавировать меж холмами, похожими на дюны, и странными, ассиметричными впадинами. Но в общем местность шла на подъем и впереди уже показалась цепь неровных, но отнюдь не обрывистых холмов. Мы приближались к стене.
Наконец, забравшись высоко в холмы, «жук» остановился в ничем не примечательном месте.
— Время надеть скафандры, — сказал нам Ирвин.
Команда геологов из четырех человек — две женщины и два мужчины — выбралась наружу для сбора образцов. Мы смотрели, как они бродят среди обломков скал, как, блестя на солнце, вздымаются их геологические молотки и беззвучно опускаются на поверхность выбранного для изучения камня. Чем данный камень отличается от всех остальных, нам, сидящим в «жуке», судить было трудно. Но у четверки был вид детей, дорвавшихся до лавки со сладостями. Мы надели шлемы и настроились на нужную частоту. Среди шуршания и приглушенных ударов молотков послышался мужской голос: «Черт, а славно временами пройтись по камушкам!»
— Геолог! — фыркнул Джек, закрывая защелки шлема.
Ирвин пробрался мимо нас в задний отсек «жука», где принялся разыскивать какой-то инструмент. А может быть, только притворялся, что разыскивает. «Небрежно как-то это он делает», — подумал я. Ирвин повернулся ко мне и Джеку.
— Вы должны кое-что увидеть, прежде чем мы примемся за дело.
Мы выбрались наружу, оставив внутри механика и водителя, и совершили небольшую прогулку. Невзирая на довольно увесистые и несколько стеснительные скафандры, мы чувствовали себя легко. Мы прыгали, как мячики. Сочетание хорошего настроения и слабой гравитации. Когда ходишь по Луне, вся премудрость заключается в том, чтобы научиться чувствовать грунт. Из-за пониженной тяжести и толстого слоя пыли ты не чувствуешь нормального давления на подошвы, и тебе все время кажется, что ты теряешь равновесие и опрокидываешься. Приходится скакать, пока не привыкнешь и не выучишься ходить нормально. Это называется «полька новичков».
Мы с трудом передвигались вслед за Ирвином, но я успел подхватить с грунта обломок скалы размером с яблоко и вертел его в руках. Перчатки наших скафандров, там где размещались кончики пальцев, были снабжены специальными мембранами, так что тактильные ощущения были отчетливыми. Сквозь его поверхность проступали отдельные кристаллы, буквально вырванные из материнской породы во время взрыва.
Гребень, на который мы карабкались, мало чем отличался от тех, что мы видели из окон «жука». Но многочисленные следы показывали, что люди сюда приходили неоднократно. И как только вершина гребня оказалась на уровне наших глаз, мы поняли, что здесь что-то не так. За гребнем не было ничего — только очень удаленный плоский горизонт. Еще один шаг и перед нами разверзлась необъятная пустота чаши Коперника. От наших ног начинался крутой делювиальный спуск вниз, ко дну. Бесчисленные гребни, террасы, расселины вели все ниже и ниже, на глубину в тысячи метров.
Сравнить это зрелище было не с чем. Слабый намек на подобие — вид океанской поверхности со спускающегося самолета. Вот эта структура — что это? — гряды холмов шириной в сотни метров, находящихся друг от друга на таком же расстоянии? Или десятиметровой ширины волны, с расстоянием десять метров между гребнями? Или метровая рябь? Глыбы, гребни, провалы, трещины слегка припорошенные лунной пылью. Ближние структуры выглядели удаленными, большие обладали той же формой, что и малые.
На первый взгляд это казалось полнейшим хаосом. Чернильные тени и яркие утесы. Как и что здесь фотографировать? Но постепенно впечатления стали упорядочиваться в систему. Взгляду, охватывающему весь ландшафт до горизонта, открывалось поразительное единство в организации местности. Эта стена у самого горизонта была продолжением гребня, на котором мы стояли. Гребень простирался дугообразно налево и направо и замыкался вдали в идеальный круг. Я перевел объектив цифровой камеры на более широкий угол и смог захватить в рамку изгибающуюся дугу в виде простой темной формы, четкость очертаний которой подчеркивали резкие тени.
