Евгений Гуляковский - Лабиринт миров
Теперь они могли двигаться в другую сторону. Знать бы еще, куда приведет эта новая колея… Выбор слишком ограничен. Всего два направления. Плохо, когда приходится выбирать одну из двух дорог, если заранее знаешь, что одна из них ведет в гибельный мир, а вторая в неизвестность. «Вообще-то, любая дорога ведет в неизвестность», – утешил себя Лосев, возвращаясь к паровозу.
После того, как они миновали развилку, километров сорок местность почти не менялась. Но затем среди хвойных деревьев стали попадаться Дубы и ясени, совершенно не свойственные для климата западного Приуралья.
С каждым километром лиственных деревьев становилось все больше. И у Лосева усилилось ощущение тревоги. Подтверждались его худшие опасения. Этот мир не походил на Землю. Проявилась и еще одна странная особенность.
Лес стоял с обеих сторон полотна слишком ухоженный. Вычищен подлесок, деревья расположены живописными группами, между ними протекали прозрачные ручейки и встречались поляны, полные ярких цветов.
– Не нравится мне этот лес! – наконец Лосев решил поделиться своими сомнениями с остальными.
– Хороший лес, красивый! – возразила Ксения.
– Вот именно. «Красивый». Он похож на парк. Словно кто-то специально планировал здесь все посадки.
– Ну, ты преувеличиваешь! – не согласился Зуров. – В любом лесу встречаются подобные уголки.
– Только не в приуральской тайге! И потом, мы едем по нему уже второй час. Великоват получается «уголок».
Сурков, кажется, начал разделять озабоченность Лосева. Оживление и беспечность исчезли с лиц остальных его спутников. Именно этого Лосев и добивался, потому что хотел подготовить их к новым неожиданностям, особенно опасным в таком красивом и мирном месте.
Через час уже ни у кого не осталось сомнений. Железнодорожная колея была проложена через искусственно созданный парк. Время от времени в зеленой куще деревьев мелькали мраморные фонтаны с причудливыми статуями, даже отдаленно не похожими на людей. Появились дорожки, над ручьями изгибались каменные мостики.
Но среди всего этого великолепия не было и намека на присутствие обитателей этого райского места.
– Кто-то же за ним ухаживает, за этим парком! – возразил Зуров собственным мыслям. – Даже дорожки подметены!
Никто ему не ответил, все, как зачарованные, смотрели на разворачивающуюся перед ними картину.
Колея резко свернула вправо, поезд миновал высокий холм, и перед ними как-то неожиданно, сразу, возник из леса сказочный дворец.
Здание с высокой парадной лестницей напоминало католический костел. Высокие стрельчатые окна были украшены витражами, узкие шпили башен тянулись к небу. И только помпезная лестница с рядами статуй по бокам портила общее впечатление.
Позже они заметили, что и в оформлении фасада дворца присутствует странное смешение стилей. Среди резных остроконечных башен кое-где проглядывали неуместные здесь купола. И от этого общая картина производила двойственное впечатление.
В талантливых произведениях искусства художник иногда нарочно вносит некий диссонанс, искусственное искажение пропорций, создающее перспективу. Или странное, раздражающее цветовое пятно, которое лишь при внимательном рассмотрении растворяется в общем стиле картины, делая ее проникновеннее и глубже. Правда, такой смелый прием удается далеко не всем мастерам.
В облике дворца было нечто подобное. Огромное тяжелое здание чем-то напоминало крылатый корабль, который ненадолго приземлился отдохнуть перед следующим полетом, среди цветов и роскошных статуй. Вот только эти статуи… Птицы, грифоны и снова птицы, похожие на пингвинов.
Поезд, закончив очередной поворот, теперь прямиком направлялся к парадной лестнице дворца. Он шел сейчас по аллее среди фонтанов и статуй и казался каким-то древним монстром, диссонансным пятном, которого здесь не должно было быть.
– Сбрось пар, – распорядился Лосев, обращаясь к Суркову и одновременно нажимая на рычаг тормоза. – Колея кончается. В принципе, ей вообще не место в этом парке…
Теперь все увидели, что колея, уткнувшись в нижние ступени лестницы, исчезала. На этот раз они все время ждали чего-то подобного и успели остановить поезд за несколько метров до окончания дороги. Никто не двинулся с места, все смотрели на дворец, надвинувшийся на их жалкий паровозик из этого неправдоподобного мира и подавивший их своим великолепием. Все ждали продолжения.
– Похоже на декорацию, – сказал Зуров. – Только актеров не видно.
– Появятся, можешь не сомневаться, – обнадежил его Лосев. И оказался прав.
Минут через пять на верхних ступенях лестницы появилась одинокая фигура. Лосев поднял бинокль и процедил сквозь зубы:
– Так я и знал… Это опять он.
– Кто? Кто там?
– Стрелочник! – Лосев словно выплюнул это слово, удивляясь собственной реакции. Особых причин ненавидеть этого человека у него не было. Правда, после его появления происходили несчастья, но это могло быть простым совпадением. Правда и то, что это он перевел стрелку, направив их поезд в смертоносный мир ящеров. Но главное было не в этом. Во всем его облике, в выражении его лица чувствовалось затаенное зло.
Это был все тот же человек с рыжей бородкой,, с красной нелепой фуражкой, сдвинутой набекрень. Вот только форменная куртка сменилась теперь накидкой из горностаев.
– Чего вы ждете? Вам нужно особое приглашение? – спросил стрелочник, и его голос прозвучал ясно и четко, несмотря на разделявшее их расстояние.
– Кажется, это следует расценивать именно как приглашение, – недовольно произнес Лосев, спускаясь по лесенке паровозной будки, и, уже стоя на последней ступени, распорядился: – Сурков! Останешься у пулемета. К поезду никого не подпускать. Остальные идут со мной.
– Почему я?! Почему всегда я должен дежурить у этого проклятого пулемета, когда происходит что-то интересное?
– Потому, что ты лучший среди нас.
Зуров усмехнулся на эту ироничную реплику Лосева и уточнил:
– Лучший пулеметчик.
– Только стрелять можешь лишь в случае крайней необходимости. Если кто-то будет угрожать твоей жизни или захочет захватить поезд.
Стрелочник ждал их на верхней ступени парадной дворцовой лестницы, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Когда они подошли ближе, Лосев глянул ему в глаза и тут же отвел взгляд. На лицо этого человека было неприятно смотреть, хотя уродство стрелочника не сразу бросалось в глаза.
Одна бровь – чуть ниже другой, слегка перекошенные скулы кривили рот в подобие какой-то постоянной дьявольской усмешки. А оловянные, ничего не выражающие глаза смотрели в разные стороны.
Роскошная мантия на плечах этого урода выглядела шутовским балахоном, и Лосев никак не мог отделаться от мысли, что все они стали невольными участниками какого-то грандиозного розыгрыша.
