Морье Дю - Голодная Гора
Итак, все Бродрики вернулись в отель, испытывая ощущение какой-то пустоты и стараясь этого не показать, а когда они входили в холл, к Генри подошел мальчик-слуга и протянул ему на подносе телеграмму.
- Какой-нибудь шутник посылает поздравление, - сказала Фанни-Роза. - Не открывай ее, ты только расстроишься.
Но Генри уже разорвал обертку и читал то, что было написано. Он поднял голову, глаза его сияли, и он помахал бумажкой перед собравшимися.
- К дьяволу политику! - воскликнул он. - Кому она нужна? У меня родился сын, а все остальное не имеет значения.
Его окружили, заглядывая ему через плечо.
Телеграмма была короткая, однако там было все, что нужно.
"Не огорчайся, если выборы будут неудачными. У тебя родился сын, и мы оба ждем тебя дома. Он похож на тебя, я назвала его Хэл. Моя любовь и все мысли с тобой. Кэтрин."
- Разве я не говорил? - сказал Генри со счастливой улыбкой, - что она единственная и неповторимая? Позови кельнера, Том. Хотя я и потерпел сегодня поражение, но шампанского мы все равно выпьем.
3
Дни текли размеренно и безмятежно; в них были некий внутренний ритм, неспешная поступь; события чередовались, сменяя одно другое, так же, как времена года, и ничто не разрушало их медленного течения. Жизнь представляла собой нечто определенное и надежное, и Генри, сидя за завтраком ранним утром, знал, что следующая зима будет точно такой же, все будет следовать привычному распорядку, и так до весны, а потом наступят лето и осень, и каждый месяц даст ему то, чего он желает, планы его созреют и будут осуществляться. Зиму и весну семья проведет в Клонмиэре, а потом, в конце апреля, Генри, Кэтрин и дети отправятся на ту сторону воды, чтобы провести сезон в Лондоне. Как приятно, думал он, после долгой неспешной зимы в Клонмиэре вдург снова услышать звуки уличного движения, городской шум, ощутить присутствие миллионов людей, прогуляться майским утром по парку, болтая по дороге с друзьями, которых он может там встретить, потом пойти в клуб на Сент-Джеймс-стрит и почитать там газеты, снова поболтать, чтобы провести время до того момента, когда нужно будет ехать вместе с Кэтрин на Беркли-сквер, Гровенор-стрит или еще в какой-нибудь другой дом, коду они приглашены на ленч. В этих домах всегда бывает весело, обычно за столом собирается пятнадцать-двадцать человек, в основном все знакомые, а если и незнакомые, тоже неплохо, ведь всегда приятно встретить новых людей. Днем обычные развлечения сезона: выставка картин, концерт или скачки, однако к пяти они по возможности возвращались домой, потому что Кэтрин любила проводить это время с детьми и огорчалась, если это не удавалось. Кроме всего прочего, ей полезно было отдохнуть перед тем, как снова ехать в гости на званый обед. Генри любил этот час между шестью и семью, любил посидеть у открытого окна в гостиной перед ящиком с красивыми яркими цветами, неторопливо обсуждая события дня. Беседа, которая ведется исключительно ради самой беседы, бесконечное перемалывание одного и того же, пока тема не будет исчерпана до конца. Он купался в этой атмосфере благополучия и, улыбаясь, отправлялся наверх переодеваться к обеду, ожидая, что через короткое время Кэтрин позовет его из своей спальни через открытую дверь. Друзья, к которым они идут в гости, накормят их хорошим обедом, после которого будет музыка, будет выступать какая-нибудь заезжая знаменитость, а потом, около полуночи домой, спать с ощущением приятной сытости и довольства жизнью, а на следующий день все повторится сначала. На этих приемах Кэтрин была необыкновенно хороша, и он всякий раз испытывал гордость, когда дворецкий докладывал об их приходе, и все головы поворачивались, чтобы на нее посмотреть, когда она шла впереди него к хозяйке дома, шелестя шелком своего платья. То, как она выглядела, думал он, как держала веер одетой в перчатку рукой, ее улыбка, постанов головы выделяли ее из всех женщин, причисляя к совсем другому калссу; никто из присутствующих не мог бы с ней сравниться. Иногда к нему кто-нибудь подходил, приветственно протягивая руку: "Бог мой, Генри, я не видел вас с самых студенческих лет в Оксфорде!", затем следовали воспоминания, приветствия, и потом: "Вы, кажется, знакомы с моей женой? Кэтрин, это мой старинный друг".
- Вы знаете, - говорила хозяйка дома за обедом в своей принятой тогда веселой, слегка насмешливой манере, - все уверяют, что вы с женой - самая красивая пара в Лондоне. Люди становятся в очередь, только чтобы посмотреть, как мистер и миссис Бродрик едут воскресным утром в церковь.
И еще масса других глупостей в том же роде каждый день, которые, как уверял Генри, он принимает юмористически, а все-таки приятно, что тобой восхищаются, приятно сознавать, что его и Кэтрин соединяют вместе таким образом.
Генри оставался верным своей клятве и не играл больше в политику, однако оставался ревностным консерватором, и когда ему случалось бывать в окрестностях Бронси, его обычно удавалось залучить на какой-нибудь банкет, и в этих случаях его острый ум и занимательные истории немало способствовали развлечению общества. В шестьдесят седьмом году его сделали главным шерифом графства, и семье пришлось довольно надолго поселиться в Сонби; целых полгода они жили в Бродрик-Хаусе вместе с тетушкой Элизой.
Маленький Хэл, по словам тетушки, очень походил на своего деда, ее брата Джона. У него были те же самые мечтательные глаза, те же губы и та же манера гладить собаку или кошку, когда он не хотел, чтобы на него обращали внимание, и он мог часами играть самостоятельно, совершенно так же, как Джон, когда был маленьким.
- К тому же, - добавила тетя Элиза, - он унаследовал ваши сдержанность и осторожность, поэтому он мало чего добьется в жизни, если не выработает в себе энергии и напора Генри. Должна признаться, я люблю энергичных молодых людей.
- У Хэла будет достаточно энергии, если ее направить по верному пути, улыбнулась Кэтрин. - Он нуждается в ободрении, требует терпения, ему нужен кто-то, кто вселит в него уверенность в себе. Когда нужно разговаривать и двигаться, он должен себя заставлять, тогда как для Молли это не составляет никакого труда. Она будет скользить по жизни весело и без малейших затруднений. А Хэл совсем другой, ему обязательно нужен будет кто-то, кто будет держать его за руку.
Тетушка Элиза фыркнула и щелкнула своим лорнетом, водворяя его на место у себя на груди.
- Мой отец не обратил бы никакого внимания на подобные разговоры, сказала она. - Нас никто не держал за руку, когда мы были детьми, и я всегда гордилась тем, что у меня достаточно здравого смысла и я практична. Именно поэтому я прожила дольше, чем все мои братья и сестры. Моя младшая сестра, тетушка вашего Генри, была страшно сентиментальна и слабовольна, да и у Джона - я всегда это говорила - не было, так сказать, становой жилы. В нашей семье встречаются слабовольные люди, есть у нас такая линия, Кэтрин, и это необходимо принимать во внимание.
