Сергей Калашников - Маленький ныряльщик
Потом мама отдала мне письмо от него, сказала - давненько хранит завещание Петра Семёновича. Прочитал я это послание, а там всего-то два поручения. Первое - надавать звиздюлей японцам, когда те на нас полезут в четвёртом году. Второе - сделать так, чтобы к четырнадцатому году Россия расквиталась по внешним долгам, а то её заставят лезть в чужую войну, отчего сделается нам тошно.
Прочитал я, посидел, пытаясь вспомнить, бывали ли случаи, чтобы отчим мой оказывался неправ. Ничего не припомнил. А коли так - делать нечего. Надо исполнять. Год у нас шел девяносто девятый, и лет мне было тридцать два.
Написано рукой Великой Княгини Ксении Александровны около 1897 года
Фамилия, которую я приняла, выйдя замуж, обязана своим происхождением прадеду моего супруга, отличавшемуся, как говорит Игнаша, невыносимой харизмой. Он славился свирепостью во гневе и к предмету своего неудовольствия неизменно обращался со словами: "Я тебя урою". Так и потянулось за ним прозвище "Уроев". Его стали записывать во все документы потомков сего достойного мужа, не раз отличавшегося как на поле брани, так в происшествиях городского масштаба.
Почему моим избранником стал выходец из мещанской среды? Думаю, всё началось с носового платка. Я тогда выскочила из папиного кабинета вся в слезах и наткнулась на Игната. Он по-хозяйски прихватил меня своей лапищей за затылок и промокнул мне щёки не жёсткой накрахмаленной тканью, а мягкой тряпицей. Возможно, не идеально чистой, но зато, ни капельки не царапучей. А потом высморкал в неё же. Ласково и настойчиво, словно мама.
Воспоминание об этом почти взрослом мужчине, как о большом и теплом олицетворении надёжной основательности, на которое (олицетворение) можно рассчитывать при любых обстоятельствах, я пронесла сквозь всё своё детство. Когда вступила в пору девичества, то узнала, что этот блестящий офицер, получивший от своего батюшки заслуженный тем наследственный графский титул, всё ещё не женат. Понимаете, я искренне восторгалась Игнатом и была невыносимо романтична.
- Игнациус, отчего вы не обзаводитесь собственной семьёй? - спросила я его как-то раз, будто совсем невзначай.
- Понимаешь, Ксюха, - он всегда был несколько смел в обращениях, - я ведь то в море болтаюсь, то в мастерских торчу. А любой женщине требуется внимание от человека, которому она посвящает свою жизнь. Нельзя же сделать несчастным ни в чём неповинное существо.
Признаться, столь откровенное признание озадачило меня. Невольно вспомнилась Гомеровская Пенелопа, долгие годы ждавшая своего Одиссея. А потом слова светских девиц на выданье: "Ах, какой он суровый" "Ах какой он простой и наивный", высказанные при обсуждении кандидатуры столь завидного жениха.
Если с первым я не могла согласиться в силу собственного опыта общения с добрым и заботливым другом, то вторая характеристика меня откровенно насторожила. Человека, которого считают простым и наивным, наверняка станут обманывать. Чтобы не допустить этого, я немедленно, при первом же появлении Игната в нашем доме, потребовала от него обещания ни в коем случае ни на ком не жениться, а подождать моего совершеннолетия.
Поскольку он легко на это согласился, стало ясно - сердце его пока никем не занято. Почему-то от этого на душе стало теплей. Видимо, не только дружеское расположение руководило мною при этом. А ведь по-существу, мы обручились таким образом, даже не испрашивая родительского благословения. Что для девицы императорского дома является совершенно непозволительной смелостью.
***
Я была наивна и доверчива и с удовольствием отмечала появление на мундире моего избранника всё новых и новых знаков воинской доблести. Бывая у нас раз или два в году, он надевал их, перед тем, как пройти в папин кабинет. О том, что каждый орден является следствием нешуточного риска, которому Игнат подверг свою жизнь, я догадалась много позднее. И ещё меня удивляло то, что его долго не повышают в звании. (До капитан-лейтенанта он дорос буквально в течение первого же года службы, сразу после того, как сменил форму гимназиста на военный мундир)
Когда я спросила об этом папу, он ухмыльнулся и сказал: "Он сам не хочет".
Тогда я поинтересовалась у Игната такой странностью в его поведении. И знаете, что услышала в ответ?
- Понимаешь, Ксю, в более высоком звании мне станет неуютно. Мой уровень - командир корабля, на нём я чувствую себя комфортно.
Я долго не могла взять в толк, что существуют люди, способные не стремиться вверх по карьерной лестнице. Тогда мы впервые поговорили об этом с мамой. Мне показалось, что она давно негласно разделяет со мной мою сердечную тайну, потому что так прямо и сказала - если собираешься выходить за воина, должна отдавать себе отчёт в том, что на долю твою выпадут многие разлуки и тревоги. Что же касается внешней скромности Игната, то тут имеет место не ограниченность интересов, а расчёт. Этот юноша прекрасно понимает, с чем он способен справиться, а с чем совладать у него не хватит сил, и не позволяет поставить себя в неудобное положение, потому что дорожит репутацией.
Он ведь такой же труженик, как и твой батюшка. Заметила, чай, сколь легко они понимают друг друга.
После этого разговора я и сообразила, что мои матримониальные планы ни для маменьки, ни для папеньки тайной не являются. И, поскольку предмету моих воздыханий от дома отказано не было, приободрилась. И мысли потекли по новому руслу. Я принялась грезить.
Обычно девушки моего круга готовятся к тому, чтобы выйти замуж за наследника какого-нибудь престола и рожать для этого самого престола новых наследников. Таково извечное предназначение женщины - становиться матерями. Нашим с Игнатом будущим детям никакой трон в будущем не уготован. Что же они станут делать? Чем жить? Неужели, трудами своими? Некоторое время ушло на то, чтобы смириться с подобным положением вещей.
Понятно, что содержание меня - Великой Княгини - непременно будет производиться из средств императорского дома. Но я не вечна, и не смогу всегда обеспечивать наших отпрысков средствами к существованию. Значит, следует обучить их самим зарабатывать себе на жизнь. Интересно, а сама-то я это умею?
Такие уж мы, женщины, существа, что обязаны обо многом подумать заранее. Я стала обучаться на сестру милосердия, а потом принялась работать по полученной специальности. Знаете, вскоре мир открылся мне незнакомыми гранями. Не стану описывать впечатлений от повседневной жизни госпиталя, от поведения его пациентов и от происшествий, случавшихся на улицах, но, позвольте Вас уверить, уже через год трудовой жизни я стала лучше понимать сдержанность Игната. Мир вокруг нас оказался довольно неуютным местом, совсем не тем, что в кругу императорского семейства, где на любую надобность имеются слуги или лицо, обязанное обеспечить комфорт. Тем не менее, сделанные открытия не разрушили мою решимость в отношении замужества.
