Юрий Корчевский - Пушкарь (сборник)
Освещение на пирсе было очень слабым, кое-где горели факелы, да у трапа стояли часовые, рядом с которыми горел огонь. Корма фрегата оставалась в темноте – то, что нам нужно! Молча подплыли, кое-как отмотали веревки с поясов и принайтовали бочку к перу руля с кормовой стороны. Бочка оказалась наполовину в воде – если повезет, взрыв может не только оторвать руль, но и повредить обшивку на корме. Это было бы сверх программы – тогда шведам будет не до погони, придется спасать свой фрегат.
Мы сняли шапки и, стуча зубами от холода, достали запалы, воткнули в отверстие бочки. Когда я делал запалы для самодельных бомбочек при коломенской схватке, горели они около восьми секунд, сейчас запалы были в два раза длиннее, но сколько они будут гореть – неизвестно. Если секунд пятнадцать-двадцать, то доплыть до своей шхуны мы не успеем – нас просто оглушит взрывом и выбросит на берег, как рыбу.
Я прошептал Онуфрию:
– Как только подожжем фитили, выбираемся на пирс – и бегом к шхуне!
Онуфрий не понял:
– А часовые? Панику же поднимут!
– Да и черт с ними, все равно взрыв будет и паники хватит и без нас.
Мы вытащили пистолеты и, поднеся замки к запалам, спустили курки.
У Онуфрия это получилось удачней, его запал сразу задымил, а мне пришлось щелкнуть курком еще раз. Вот и мой запал задымился, мы как можно быстрей доплыли до пирса и по деревянным перекладинам, как по лестнице, взобрались на пирс. Дружно, как спортсмены на старте, рванули к шхуне – только пятки застучали по доскам.
Часовые не сразу поняли, в чем дело, начали кричать по-шведски что-то угрожающее. Мы, не обращая внимания на крики, летели к своему судну. Трап наши уже убрали, команда сидела на веслах, ожидая нашего возвращения. С разбегу, оттолкнувшись от причала, мы прыгнули, зацепившись руками за борта. Нас моментально подхватили чьи-то сильные руки и втянули на палубу. Капитан крикнул:
– Взяли!
Весла правого борта дружно оттолкнулись от причала, мы стали отходить от причальной стенки. Сердце в груди после сумасшедшего бега оглушительно стучало, с одежды текли потоки воды.
Никого не надо было подгонять – гребцы работали как на гонках, с каждым мгновением и взмахом весел удаляя нас от причала. По причалу в нашу сторону бежал часовой, на ходу срывая с плеча мушкет.
И в это время раздался взрыв. Под кормой фрегата гулко ухнуло, поднялся столб воды, корабль подбросило, и он ударился кормой о причал.
Факелы потухли, и в кромешной темноте было слышно, как вода с ревом врывается в утробу судна. Слышались крики раненых, поднялась паника. Теперь можно было не бояться преследования. Правда, во время взрыва нас тоже хорошо тряхнуло, положив на левый борт, однако шхуна быстро выпрямилась, и купец распорядился поднять паруса.
С суши дул ветер, и мы быстро удалялись от негостеприимного берега, радуясь удачному побегу. На причале зажглись факелы, были видны бегающие люди. В нашу сторону из береговой крепости раздалось несколько пушечных выстрелов, но нас укрывала темнота.
Я отправился в свою каюту, надо было переодеться в сухую одежду. Когда я вышел из каюты, купец открывал на палубе бочонок с вином, рядом стояла вся команда, лишь один рулевой с тоской поглядывал в нашу сторону. Выбили дно бочонка, здоровенным ковшом зачерпнули вина, что купец вез в Новгород на продажу, и протянули мне.
– Пей, лекарь! Сегодня ты герой и освободитель – славься!
Ко мне поближе из круга команды вытолкнули Федора и Онуфрия.
– Налить им по полной за освобождение!
Далее ковш с вином обошел всю команду. Люди были возбуждены, радость свободы била им в головы, заставляя терять осторожность.
Я подошел к купцу.
– Выдели человек пять из команды, пусть не пьют. Впереди полночи хода в шведских водах – если нас поймают, повесят на реях как врагов.
Купец лишь отмахнулся.
Тогда я взял под руки Федора и Онуфрия, отвел их к борту.
– Ребята, не пейте больше, трезвый – один рулевой, мы в чужих водах, случится чего – все сгибнем!
Мужики переглянулись. И выпить с товарищами им явно хотелось, и меня слушать жизнь заставила: ведь пока все, что я делал, было правильным.
– Хорошо, пить больше не будем, пока в свои воды не войдем.
Остаток ночи прошел относительно спокойно – относительно, потому что почти вся команда напилась. Раздавались пьяные песни, шум. Федор с Онуфрием стояли один на носу, другой – на корме, вглядываясь в ночное море. Поскольку купец был тоже пьян, шхуной управлял один только рулевой. Куда мы плыли, я понятия не имел, поскольку не обладал штурманскими навыками.
Небо начало сереть, стали видны белые барашки волн, низкие хмурые тучи. Ко мне подбежал Федор.
– На горизонте за кормой паруса, как бы не за нами погоня!
Команда лежала на палубе пьяная в дым. Что же делать? Я не знал, где мы находимся, далеко ли до наших берегов, есть ли подводные рифы и отмели, и еще неизвестно, то ли случайный попутчик сзади, то ли погоня.
– Вот что, Федор, бери Онуфрия и будите купца. Что хотите делайте, но приведите его в порядок.
Хлопцы убежали исполнять, а я пошел на корму, посмотреть, что там за паруса. Паруса действительно виднелись, причем уже не на горизонте, а ближе, так что можно было разглядеть, что мачты две. Но вот что это за судно и чье, понять пока было нельзя.
Я пошел к купцу. Федор с Онуфрием терли ему уши, били по щекам, но тот лишь мычал что-то нечленораздельное и мотал головой.
– Вот что, парни, обвяжите его веревкой и бросайте с корабля – глядишь, в воде быстрее очухается.
Федор с Онуфрием переглянулись, но перечить не стали. Нашли веревку, коих на корабле было множество, обвязали ею купца вокруг груди несколько раз и, стянув с Григория сапоги, бросили его за борт. Мы встали у борта и смотрели – не хватало еще, чтобы он там захлебнулся.
Однако, как старый морской волк, почуяв, что он в воде, Григорий стал молотить по воде руками и вертеть головой, пытаясь понять, где он и что с ним. Поскольку вода была холодной, минут через пять-десять пришел в чувство, стал кричать, чтобы его вытащили, а мерзавцев, что бросили его в воду, он сам утопит.
Не обращая внимания на крики и ругательства, я выждал еще минут десять и, когда купец уже посинел от холода и стал клацать зубами, приказал его вытащить. Потоки воды стекали на палубу с дрожащего от холода Григория, я распорядился его переодеть в сухое и привести ко мне на корму. Сам побежал к рулевому, посмотрел на приближающиеся паруса. Что-то больно ходко идет, не похоже на торговца, те медлительны, поскольку всегда нагружены. Так резво могут ходить только военные суда или разбойники. Ни то, ни другое ничего хорошего нам не сулили.