Илья Варшавский - Контактов не будет (Фантастические повести и рассказы)
- Нет, я не хочу такого мира, который нельзя объяснить словами. Мир ведь он для всех, а не только для тех, кто владеет этим аппаратом.
Я, как мог, постарался ему объяснить особенности процесса познания в новой физике. Рассказал о принципе неопределенности, упомянул работы Семена Ильича. Он заинтересовался, спросил:
- А мой отец был действительно гениальным ученым?
- Конечно!
- А я мог бы прочесть его работы?
- Пока нет, для этого у тебя еще слишком мало знаний, но о нем самом я тебе могу кое-что дать.
На следующий день я принес ему книгу о Семене Пральникове. Он ее прочитал в один присест. И несколько дней после этого был очень рассеянным.
- О чем ты думаешь?! - сделал я ему замечание, когда он переспросил условие задачи.
- О своем отце.
Между тем жалобы других учителей на Андрея становились все более настойчивыми, и я решил посоветоваться с психиатром.
Мне порекомендовали представителя какой-то новой школы.
Я его привез на дачу в Кратово и под благовидным предлогом оставил в саду наедине с Андреем. Предварительно я сказал ему, что это мой воспитанник, по-видимому в перспективе выдающийся математик, и объяснил, что меня в нем смущает.
Беседовали они больше часа.
По дороге на станцию мой новый знакомый упорно молчал. Наконец я не выдержал и спросил, что он думает об Андрее. Его ответ несколько обескуражил меня.
- Вероятно, то, что вы бы не хотели услышать.
- Например?
Он в свою очередь задал вопрос:
- Вы считаете его действительно талантливым мальчиком?
- Несомненно!
- Так вот. Все талантливые люди, подобно бегунам, делятся на стайеров и спринтеров. Одни в состоянии скрупулезно рассчитывать свои силы на марафонских дистанциях, другие же могут дать все, на что способны, только в коротком рывке. Первые всегда верят в здравый смысл, вторые - в невозможное.
Ваш воспитанник - типичный спринтер. Из таких никогда не получаются экспериментаторы. Они для этого слишком нетерпеливы и неуравновешенны. Вы жалуетесь на то, что он не может ничего зазубрить. Для людей его склада это очень характерно. Воспитание тут вряд ли может что-нибудь дать. Различия, о которых я говорил, обусловливаются типами нервной системы.
- Следовательно?..
- Следовательно, я могу вам только сочувствовать. У вас сложное положение. Удастся ли вам подготовить нового рекордсмена, или все надежды лопнут, как мыльный пузырь, зависит не от вас, а от него.
- Как это понимать?
- Я уже сказал: вера в невозможное. Ясно только одно: чем больше вы будете на него давить, тем меньше шансов, что такая вера появится. К сожалению, ничего больше я вам сказать не могу.
Мне от этого было не легче.
Виктор Борисович Кашутин Историю Андрея Пральникова я узнал перед его поступлением в университет.
Михаил Иванович Лукомский пришел ко мне в деканат по поручению Дирантовича.
Он посвятил меня во все подробности и просил принять Пральникова без экзаменов на первый курс физического факультета. Это было связано с некоторыми трудностями. Пральников сдал экстерном экзамены на аттестат зрелости с посредственными оценками по гуманитарным предметам. Кроме того, ему было всего пятнадцать лет.
Для соблюдения хоть каких-то формальностей мы решили устроить собеседование по профилирующим дисциплинам и на основании несомненно выдающихся способностей добиться соответствующего решения. Лукомский просил меня держать в строжайшей тайне проводящийся эксперимент и обещал, что в случае каких-либо возражений ректора Дирантович все уладит.
Беседа происходила у меня дома.
Честно говоря, я волновался, зная, кого мне предстоит экзаменовать. Во всяком случае, я позаботился о том, чтобы наша встреча прошла в самой непринужденной обстановке.
Ольга Николаевна, как всегда, оказалась на высоте. Изысканный холодный ужин, бутылка легкого итальянского вина, к чаю - ее знаменитый торт. Для Лукомского - кофе с коньяком. Я знаю его слабость.
Они пришли вместе. Лукомский, видимо, был слегка обеспокоен; Пральников же казался просто напуганным.
Ольга Николаевна почувствовала создавшуюся напряженность и начала потчевать гостей. Она с материнской заботливостью накладывала Пральникову в тарелку кусочки повкуснее и собственноручно налила ему фужер вина, который он осушил залпом.
Я уже было решил приступить к делу, как Пральников спросил:
- Послушайте, а это что там в пузатой бутылке?
- Коньяк.
- Можно попробовать?
Я посмотрел на Лукомского. Тот пожал плечами. Ольга Николаевна и тут проявила свойственный ей такт. Она достала из буфета самую маленькую рюмку.
Я выполнил роль виночерпия и поднялся с бокалом в руке.
- Я говорил о славной когорте физиков, пробивающих путь к познанию мира, о том, что все мы - наследники Ньютона, Максвелла, Эйнштейна, Планка...
- Птолемея, - неожиданно прервал меня Пральников. Он уже каким-то образом умудрился опорожнить свою рюмку.
- Если хотите, то и Птолемея, и Лукреция Кара, и многих других, которые...
Он снова не дал мне договорить.
- Кара оставьте в покое! Он все-таки чувствовал гармонию природы.
Ньютон, пожалуй, тоже. А вот вы все - прямые наследники Птолемея.
- Это с какой же стороны?
- С любой. Птолемей создал ложное представление о Вселенной, но к нему на помощь пришла математика. Оказалось, что и в этом мире, ограниченном воображением тупицы, можно удовлетворительно предсказывать положение планет.
Сейчас такой метод стал господствующим в физике. Вы объясняете все, прибегая к математическим абстракциям, заранее отказавшись от возможности усваивать элементарные понятия.
Тут вмешался Лукомский.
- Не забывай, Андрей, что при переходе в микромир наши обычные представления теряют всякий смысл, но заменяющие их математические абстракции все же дали возможность осуществить ядерные реакции, которые...
Пральников расхохотался.
- Умора! Тоже нашли пример! Да испокон веков люди производят себе подобных, хотя до сих пор никто не понимает ни сути, ни происхождения жизни.
Какое все это имеет отношение к познанию истины?
Этого уже не выдержала Ольга Николаевна. Она биолог и никогда не позволяет профанам вторгаться в священную для нее область.
- Охотно допускаю, что вы не представляете себе происхождения жизни, сказала она ледяным тоном. - Что же касается ученых, то у них по этому поводу не возникает сомнений.
- Коацерватные капельки?
- Хотя бы.
- Так... - сказал он, вытирая ладонью губы. - Значит, коацерватные капельки. Пожалуй, на уровне знаний прошлого века не так уж плохо. Сначала капелька, потом оболочка, цитоплазма, ядро. Просто и дешево. Но как быть сейчас, когда ученым, - он очень ловко передразнил интонацию Ольги Николаевны, - когда ученым известна, и то не до конца, феноменальная сложность структур и энергетических процессов клетки, процессов, которые мы и воспроизвести-то не можем. Что ж, так просто, под влиянием случайных факторов они появились в вашей капельке?
