Илья Варшавский - Под ногами Земля (Сборник фантастики)
Все это было бы похожим на сон, если бы на полу не валялись осколки абажура, а между пальцами Мария Феоктистовича не выступили бы капельки крови.
Стригайло, откинув одеяло, сел, чтобы внимательно осмотреть остатки абажура, раскачивающегося под потолком, и невольно вскрикнул. Его голова, подобно шарику на резинке, описала полукруг и, пребольно ударившись о потолок, вновь очутилась на плечах своего владельца.
"Что за дьявольщина?"
Марий Феоктистович снова лег, пытаясь привести мысли в порядок.
Собственно говоря, что произошло? Каким-то необъяснимым образом его руки и шея приобрели способность неограниченно удлиняться. Но почему?
Он зажал пальцы левой руки зубами и растянул их на добрых полметра.
Разжав зубы, Стригайло убедился, что пальцы с легким щелканьем вернулись в нормальное состояние. Казалось, что они сделаны из очень мягкой резины.
Помедлив немного, Стригайло выпростал правую ногу из-под одеяла и рывком вытянул ее по направлению к противоположной стене. Босая ступня мягко шлепнулась о цветастые обои и вернулась назад, преодолев расстояние в пять метров.
"Странно", - подумал Стригайло.
Следует сказать, что наш герой, как человек практический, был начисто лишен воображения. Не далее как вчера, беседуя во время обеденного перерыва с сослуживцами, он похвалялся тем, что в жизни не брал в руки галиматьи, которую изволят писать фантасты, потому что предпочитает пойти в кино посмотреть хороший фильм, чем забивать себе голову всякими идиотскими выдумками.
Черт знает что! Надо же, чтобы такая дичь случилась именно с ним!
Да и вообще, что это все может означать?!
Впрочем, потренировавшись некоторое время, Марий Феоктистович убедился, что, не делая резких движений, он все же может управлять своими членами. Ему даже удалось сделать несколько осторожных шагов по комнате. Как будто все было в порядке. Однако, когда он повернул шею, чтобы взглянуть на часы, стоявшие у изголовья кровати, его голова вновь метнулась по комнате, сбив с полки фарфорового слоника.
"Фантасмагория!"
Самым удивительным было то, что при всем этом мир, окружавший Мария Феоктистовича, отнюдь не потерял присущих ему черт объективной реальности.
Об этом свидетельствовали хотя бы стрелки часов, настойчиво напоминающие, что пора отправляться на службу.
Стригайло с превеликой осмотрительностью, избегая резких движений, оделся, расчесал перед зеркалом волосы и, осторожно ступая, вышел на улицу, настолько расстроенный, что даже забыл попить чаю.
На трамвайной остановке толпилось много людей. Большинство из них были постоянные утренние попутчики, давно примелькавшиеся лица, как всегда напряженные и озабоченные перед битвой за посадку.
Все шло как обычно. Уже вихрастый юноша, упершись углом чемоданчика в пах Стригайло и локтем левой руки в грудь девушки со взбитой прической, расширял плацдарм для наступления, уже толстяк с вечно невыспавшейся физиономией, пыхтя, пробирался по чужим ногам, уже были высказаны первые лестные замечания в адрес отцов города, добиравшихся в присутственные места на персональных машинах. Словом, налицо были все признаки того, что через несколько секунд автоматически открывшиеся двери примут в лоно трамвая новую партию бедолаг.
Обеспокоенный утренним происшествием, Марий Феоктистович упустил свое обычное место на стоянке, откуда он уже восемь лет, подобно вратарю, бросающемуся за мячом, прыгал, чтобы ухватиться за спасительный поручень.
Кажется, сегодня, вдобавок ко всем свалившимся на него бедам, еще грозило опоздание на службу со всеми вытекающими из этого чрезвычайного происшествия последствиями.
Так и есть! Теперь нашему герою оставалось только наблюдать, как поток счастливцев бурлил у входа, опровергая представление о непроницаемости, выдуманное чудаковатыми старичками, разъезжавшими всю жизнь в допотопных каретах.
Сделав последнюю отчаянную попытку достичь заветной двери, Стригайло вытянул правую руку и - о чудо! Сначала длинная, как пожарный шланг, рука ухватилась за поручень, а затем, поднявшись над толпой, Марий Феоктистович шагнул через головы прямо в трамвай.
Еще в ушах Стригайло звучали недвусмысленные эпитеты, из коих "паразит"
был самым мягким, когда, влекомый законами механики сыпучих тел, он оказался протиснутым вовнутрь вагона.
Действуя скорее импульсивно, чем сознательно, Марий Феоктистович метнул правую длань с трехкопеечной монетой по направлению к кассе. Послушно выполнив маневр, рука пролетела над головами пассажиров и, изящно изогнувшись, произвела все необходимые манипуляции по оплате проезда.
Черт побери! Оказывается, новое свойство конечностей Стригайло таило в себе и кое-какие преимущества, недоступные простым смертным.
- Граждане! Передайте деньги, - прерывающимся голосом произнес толстяк.
- Разве вы не видите, что я стою боком? - отозвалась девушка со взбитой прической. - Передайте через того гражданина, вон у него какие длиннющие лапы!
Стригайло обмер. Человек здравомыслящий и скромный никогда не стремится стать объектом чрезмерно пристального внимания своих сограждан, даже если я этому существуют такие пустяковые причины, как прыщ на щеке или оторванная пуговица. Но превратиться во всеобщее посмешище из-за такой бредятины...
- Правильно! - раздались голоса попутчиков. - Отрастил себе грабки, так пусть лучше билеты передает, чем шарит по чужим карманам.
Увы! В наш суровый и рационалистический век все чудеса "Тысячи и одной ночи" уже не могут никого удивить. Приземлившийся на улице большого города ковер-самолет соберет несравненно меньше зевак, чем автомобиль новой марки, а сидящая на нем русалка будет удостоена внимания только в том случае, если она употребляет зеленую губную помаду или красит волосы в синий цвет.
Удивленный и обрадованный таким неожиданным безразличием окружающих к его уродству, Стригайло добросовестно собирал медяки и отрывал билеты, пока в положенное время не был вытолкнут из трамвая на нужной остановке.
Стригайло, небрежно махнув пропуском перед носом вахтера, в два шага осилил устланную ковровой дорожкой лестницу и за одну минуту до звонка форсировал дверь "Хипхоппроекта" под пристальными взорами административно-общественного контроля.
В "Хипхоппроекте" велась настойчивая и непримиримая борьба с опозданиями. Для этого в вестибюле, рядом с кабинетом начальника, висела на стене двухметровая Доска позора, украшенная изображениями весело танцующих зеленых чертиков и водочных бутылок. Черное лакированное поле доски было разбито на полосы, из коих каждая соответствовала различной тяжести совершенного деяния. Фотографии правонарушителей, опоздавших на одну минуту, вывешивались в верхнем ряду и клеймились наравне с отщепенцами, потерявшими должный моральный облик, до трех минут - во втором ряду и заслуживали презрения не меньшего, чем отцеубийцы, в третьем... впрочем, до третьего ряда никто в этом вертограде добродетелей еще не падал.
