Максим Волосатый - Все прелести Технократии
– Я уверен, – Барок с изумлением воззрился на бесстрастного Рудольфа.
Вообще-то эта формула, в других, правда выражениях, тянула Круг на Третий Шаманерии, не меньше. А этот (даже язык сейчас не поворачивается назвать его слизняком) «ученый» вот так, р-раз, и за один подход развернул узор, который иные ученики готовят по несколько месяцев. Да уж, теперь поверишь, что этот человек способен создавать «индиктов». Хотя, чему тут не верить: вон они, работают. Кстати о «индиктах».
– Руди, – Барок покосился на темное пятно. – Ты посмотри тут, а я выйду наружу. Посмотрю, как у нас дела.
– Хорошо, – ровно отозвался Рудольф, не меняя положения. – Только осторожнее там, и побыстрее, а то в случае чего я один не справлюсь.
– Я быстро, – пообещал Барок, уже пробираясь наружу, прочь из их общего сознания. – Туда и обратно.
Путь из полумрака в «нормальное» сознание становился с каждым разом все длиннее и длиннее: закачиваемая «индиктами» энергия, проходя через заклинания Барока, становилась почти материальным пространством. К счастью, не бесконечным. Вот и привычная серость их общей головы. Сколько здесь копий сломано, сколько разговоров переговорено…. Так, что это он? Был бы Барок в физическом теле, помотал бы головой: с чего это его на ностальгию пробило? А по Рудольфу дома скучать не будешь, случаем?
Тьфу, тьфу, тьфу, мысленно заплевался Барок. Сейчас он договорится…. Всё, сопли в сторону, работаем.
Эх-х-х….
За всеми своими ностальгическими бреднями, он совсем упустил из вида, что их физическое тело не на курорте рассиживается. Удар был силен. Приняв владеющие работающим телом ощущения, Барок чуть не вылетел обратно в ментальное поле. Интересно, а можно потерять сознание, будучи частью этого самого сознания?
Ха, он думал проверить окружающую обстановку…. Ну, там приборы посмотреть, доклады послушать, если есть…. Ага, три раза…. Причем подряд. Даже не будь вокруг так темно, Барок все равно ничего бы не увидел. Их тело (еще совсем немного, и оно опять станет только Рудольфа) работало на пределе. В нормальной бы жизни такие нагрузки давным бы давно вырубили любого человека, но лежащее на полу тело не было нормальным человеком в общем понимании этого слова. За его функционирование сейчас отвечали как минимум два существа, одно из которых было датой-шаманом, прекрасно знающим, как выжимать все соки из живого объекта. Хотя, если честно, такого он не планировал.
Тело сотрясалось в непрерывных судорогах, глаза закатились, сведенные судорогой руки скребли пол, срывая остатки ногтей на скрюченных пальцах. Ноги колотились об пол, выбивая жутковатый ритм. Пересохшее горло с трудом проталкивало через себя куски твердого воздуха, которых не хватало измотанному телу.
Всего несколько секунд хватило Бароку, чтобы понять: все, тут больше делать нечего. Его дорога теперь будет лежать только через полумрак. Он вздохнул: а вот Руди жалко. Оставлять ему это истерзанное тело…. Как-то нечестно это.
Подумал, и отругал себя последними словами. Что тут уже сделаешь? Начали? Начали. Издержки производства. Что ему теперь, бросать все, потому что Рудольф не выдержит физических нагрузок? Раньше надо было готовиться и не доводить себя до такого состояния. Так-то….
Вот только легче почему-то не стало. Барок остановился на секунду, задумался, вздохнул…, и нырнул обратно. Все равно уже ничего не исправишь….
Глава 30
Черная тишина, испятнанная редкими огоньками открытого огня, вдруг сменилась грохотом, лязгом, звоном, рычанием. В огромном грузовом ангаре (тишина и темнота лишь добавляли ему размеров) звуки казались нереальными. Как будто там ворочался огромный недовольный дракон.
– Здесь спуск-транспорт восемь, – донесся вдруг из темноты чей-то голос. Не иначе рыцарь победил дракона. – Аппарат на позиции. Прием.
– Здесь Первый, принято, – Соловей, когда хотел, мог говорить очень громко. – Десятиминутная готовность. Прием.
Голос начальника экспедиции канул в непроглядную пропасть. Казалось, его никто никогда не услышит, но жизнь все же продолжалась.
– Здесь спуск-транспорт восемь. Есть десятиминутная готовность, – отозвались из темноты. – Отбой.
– Ну что, – Соловей повернулся к Степе и Декстеру, стоящим в двух шагах от него. – Больше у нас ничего нет. Что имели, то отдали. Теперь ваша очередь. Готовы?
– Нет, – вздохнул Степа. – Но это не важно. Что есть другой выход?
– Есть, – неверные отсветы дальних огоньков превращали хищное лицо Соловья в древнюю маску. Такими первобытные люди рисовали богов войны. – Другой выход есть всегда. Только я не уверен, что он вам понравится.
Глаза Соловья блеснули, окончательно превращая его в злобного идола, приносящего жертву верховным божествам.
– Мне и этот не нравится, – Донкат ворчал уже просто так. Все уже решено, проговорено, согласовано. Чего еще? Но душа Степы не могла просто так, без боя, сдаться на милость этих милитаристов. Еще на Изюбре Степа не раз не два и не десять возносил благодарности КосмоБогу за то, что ему больше не нужно прыгать в убээсе, сжимая в руках плазменник и напряженно вглядываясь в экран на забрале, чтобы первым увидеть появившегося противника. И что? Да то…. Получите и распишитесь. И что ведь обидно: ничего из того, от чего он бежал, ему не и предлагается. Высшие силы галактики решили для разнообразия сыграть честно. Сейчас никакая энергия недоступна, соответственно, и в убээсе прыгать не надо. Надо ковылять, как раненый бегемот, еле переставляя ноги, закованные в тяжесть брони: приводы-то сдохли. И плазменник ни к чему, откуда заряды? Вон, допотопный огнестрельный автомат в руки – и вперед. А про схему боя, проецируемую на забрало и говорить не приходится. Какие сканеры? Глазками, глазками. Что увидишь, тем и жив будешь.
Так что Степа лишний раз убедился в нехитрой истине: осторожнее надо быть в своих желаниях. И в отрицаниях – тоже. А то все будет так, как хотел. Ну, или не хотел….
– Да ладно, что ты ворчишь? – из-за Степиного плеча высунулся Декстер. Вот кому все нипочем. – Ты радуйся, что хоть какой-то выбор есть. Могли бы так и остаться в этой коробке. Сидели бы и гадали, выковыряет нас хоть кто-нибудь отсюда, или так и прилетим на свои похороны.
– Я радуюсь, – Донкат проглотил раздражение. – Только как-то неуютно. А ты уверен, что эта болванка сработает, как надо?
– Как раз она-то и сработает, – ухмыльнулся сакс. – Потому как ломаться там совершенно нечему: голая механика. Традиции – великая вещь.
Традиции и вправду были великой вещью, потому что только благодаря консерватизму военных пилотов и конструкторов, у них появился хоть какой-то шанс.
