Жюль Верн - «Если», 1997 № 11
Перефразируя наше эпохальное выражение, молодые французские бунтари могут с гордостью заявить: у них секса навалом. Причем фантастического! В качестве примера приведу еще один впечатляющий дебют — роман Франсиса Бертело «Черная линия Ориона» (1980), в котором вышедшее на космические просторы человечество уже полностью сексуально переориентировалось, иначе говоря, «поголубело» (речь идет, разумеется, не о релятивистском голубом смещении). Эротикой пронизано и творчество упоминавшегося Алана Доремье, который буквально заинтригован перспективой интимных взаимоотношений людей и инопланетян; назвать эти отношения «половыми» я не рискну, так как с «полами» у обитателей иных миров дело порой обстоит столь запутанно, что понять что-либо решительно невозможно!
А вообще-то поводов для веселья при чтении представителей французской «Новой Волны» маловато: все настолько черно, что жить не хочется. И не надо! — бодро поддакивают молодые авторы. Не случайно одна из программных книг еще одного адепта движения, Курта Штайнера (под этим псевдонимом, как и под своим именем, пишет Андре Рюллан), названа «Пособием для желающих научиться умирать». Подобных учителей в этой литературе также хватает с избытком — это Жак Стернберг, Стефан Вюль, Шарль Добжински, Серж Бруссоло и набирающий популярность год от года Антуан Володин (с ударением, естественно, на «и»)…
А вот чего во французской «Новой Волне» явный дефицит, так это, как ни странно для движения авангардистов, подлинной новизны.
Формалистические стилевые изыски? Это не диковина на родине «нового романа». Копание в расщепленном сознании и прочие психологические экзерсисы, быстро, впрочем, переходящие в физиологические? Да разве после Жана Жене и абсурдистской прозы местного читателя этим удивишь? «Подсознательные пейзажи» в духе сюрреализма? Тем более старо на родине идеолога и провозвестника сюрреализма Андре Бретона… Видимо, раньше критиков это ощутили молодые бунтари, оттого-то их ряды быстренько и без внутреннего сопротивления проделали любопытную эволюцию. От шумного enfant terrible — к благопристойному литературному «яппи», от экстравагантностей — к коммерческому «проходняку».
Таковы начинавший как отчаянный экспериментатор Мишель Жери, уже пользующийся устойчивой репутацией местного корифея, и более молодые Патрис Дювик и Жоэль Хюссен[18]. Последний, например, начинал как отчаянный политический радикал; однако, почувствовав вкус к гонорарам и тиражам (такие и не снились «революционерам»), он быстро переключился на конвейерную выпечку «медтриллеров» в духе Робина Кука и Майкла Крайтона — о кражах донорских органов, лан-демиях и прочем.
Короче, все напоминает уже известную нам историю взлета и падения самых разнообразных волн.
Что же мы имеем в итоге?
Как бы то ни было, французская научная фантастика существует и по-прежнему остается самой заметной в Европе. У себя на родине она литературной погоды не делает, в мир фантастики — а таковым, нравится это кому-то или нет, остается мир англоязычный, — если и выходит, то крайне редко. Как, впрочем, и к российскому читателю.
А теперь рассмотрим ситуацию на родине автора «Божественной комедии» — чем, кстати, не предтеча жанра! Та же ситуация, кстати, характерна и для всех остальных национальных НФ на континенте. Я вынужден обозревать их в одной главе, поскольку сам жанр в этих странах хиреет — по крайней мере, в его национальном исполнении.
Однако в Италии собственная научная фантастика не перевелась: есть авторы, есть критика, есть свои печатные органы. Как и в других странах, сами пишущие разбились на два отряда, весьма отличных друг от друга и вообще-то мало пересекающихся. С одной стороны, это те авторы, которых мы называем «писателями-фантастами», а противостоят им видные прозаики, которые обращаются к фантастике от случая к случаю.
Ясное дело, вторых знают во всем мире (в Европе, как минимум), а первые известны, в основном, лишь местному фэндому.
…Еще в те времена, когда у нас выпуск зарубежной фантастики «ан масс» был поручен издательству «Мир», в его недрах существовала неписаная разнарядка: выпустили американцев — хоть из-под земли, но достаньте авторов из соцлагеря, а также кого-нибудь из западных европейцев. Много пота это стоило редакторам, составителям, переводчикам: нужны были прежде всего вещи «проходные» (лишь во вторую очередь оценивался уровень), и в ту пору как раз итальянцы и служили своего рода палочкой-выручалочкой.
Лино Алдани, Сержо Туроне, Примо Леви, Джильда Муза, Анна Ринонаполи, Сандро Сандрелли, Эмио Донад-жо, Марко Дилиберто… Кто-нибудь из читателей со стажем вспомнит сейчас хотя бы один из их рассказов, составивших целых три полновесных «мировских» сборника?[19] Все — милые, часто остроумные, иногда парадоксальные, но двадцать лет минуло, и уже выветрилось из головы, о чем там шла речь. Многие из указанных авторов, насколько я могу судить, пишут в журналы фантастики и по сей день, однако, как и в большинстве европейских стран, известность итальянских писателей-фантастов не простирается за пределы Апеннин… А вот других итальянцев, иногда обращавшихся к фантастике, но, как правило, «ненаучной» — философской, сатирической, мистической, политической, — в Европе знают хорошо.
Если я назову три безусловных для истинных ценителей настоящей литературы фамилии: Кальвино, Буццати, Ландольфи, то станет ясно, о ком идет речь. Все трое обращались к фантастическим темам и сюжетам неоднократно, часто оставляя после своих набегов на территорию Страны Фантазии истинные шедевры, но их, конечно, в специализированных журналах «НФ» печатать никому в голову не приходило.
Мне известен еще автор, как минимум, двух сложнейших и интереснейших фантастических романов, «Чудеса Сатаны» (1966) и «Заоблачный замок» (1970). Это Уго Малагути. Однако в советское время романы у нас не перевели по великому множеству причин (проще, кажется, пересчитать, каких противопоказаний в них не было), а сейчас — кому это нужно? Хотя переводят же Борхеса, Виана… может быть, когда-нибудь дойдут руки и до Малагути.
И наконец, в 1980-х годах интерес к итальянской литературе — философской, детективной, исторической и отчасти фантастической — вспыхнул во всем мире, в основном, благодаря одному автору, произведшему фурор как среди интеллектуалов, так и среди массового читателя: Умберто Эко. И хотя потрясающий литературный дебют видного ученого, «Имя розы» (1980), формально к фантастике отношения не имеет, если не считать того, что само европейское Средневековье у Эко фантастично донельзя, то в следующем романе, «Маятник Фуко» (1988), мостиков к литературе, о которой мы говорим, уже более чем достаточно!
