Робертсон Дэвис - Пятый персонаж (Дептфордская трилогия - 1)
Никаких биографий я, конечно же, не писал. Сердечный приступ, приключившийся со мной несколькими днями позднее, снабдил меня великолепной отговоркой от любого нежелательного занятия. Ну мог ли я написать биографию Боя таким образом, чтобы и перед собой не краснеть, и не погибнуть от рук Денизы? Я - историк, человек, по профессии своей не имеющий права что-либо утаивать; болландисты приучили меня не отворачиваться от тени, рассматривать ее наравне со светом, так мог ли я не включить в биографию Боя все то, что я рассказал Вам, директор, а также то, что я знаю об обстоятельствах его смерти? А и включил бы, что бы тогда получилось? Истина? Истина, как понимают ее люди разумные, капризна и непостоянна, такой урок преподал мне Бой за час до своей смерти.
Вы прочитаете эти записки только после моей смерти и, я уверен, не предадите их содержание гласности. Да и зачем бы? Ведь Вы ничего не сможете доказать. А что касается смерти Боя, ее обстоятельства нимало не удивительны для человека, знающего о его жизни то, что знаете теперь Вы. Дело обстояло так.
7
В 1968 году Магнус Айзенгрим наконец-то познакомил Канаду со своим всемирно известным шоу. К этому времени он настолько прославился, что даже попал однажды на обложку журнала "Тайм" как величайший иллюзионист всех времен; "Автобиография" продавалась у нас вполне прилично, хотя никто и не догадывался, что ее предполагаемый автор из местных - равно как и автор настоящий. В конце октября Магнус приехал на две недели в Торонто.
Само собой, я много общался с ним и с его труппой. Прекрасную Фаустину сменила другая, не менее прекрасная девушка, выступавшая под тем же именем. Лизл - за эти годы она превратилась в даму средних лет - была мне так же близка, как и прежде; все время, какое мне удавалось выкроить, я проводил в ее обществе. Она и Бласон были единственными, с кем я мог продолжить разговор точно с того места, на котором он прервался - день ли, год ли тому назад. И только ее просьба (пожалуй, было бы вернее назвать это приказом) заставила Айзенгрима прийти воскресным вечером в нашу школу и рассказать интернатским ребятам о гипнозе - вымогая подобные одолжения, учителя, и я в их числе, не испытывают никаких угрызений совести.
Как и следовало ожидать, вечер прошел с огромным успехом; хотя Айзенгрим шел в нашу школу буквально из-под палки, халтурить было не в его обычаях - если уж он брался за дело, то делал его хорошо. Он серьезно, как во взрослой аудитории, объяснил ребятам, что такое гипноз и каковы его ограничения. Он особо подчеркнул тот факт, что никаким гипнозом нельзя заставить человека сделать что-либо резко противоречащее его желаниям, хотя, конечно же, у людей бывают подсознательные желания, в которых они и сами себе не признаются. Когда это положение показалось нескольким мальчикам непонятным, Айзенгрим объяснил его так ясно и в таких терминах, что мое прежнее мнение о слабости его образования рассыпалось в прах. Он высмеял расхожие представления о гипнотизере как о некоем всесильном демоне типа, скажем, Свенгали* [Свенгали - демонический гипнотизер из романа Дж. Дюморье "Трилби".], который может принудить любого человека к любому поступку, однако рассказал несколько занимательных историй о странных и неожиданных гранях человеческой личности, проявляющихся под гипнозом.
Ребята с шумом требовали провести демонстрационный сеанс, но Айзенгрим отказался нарушить ради них свое правило не гипнотизировать людей младше двадцати одного года без письменного разрешения родителей. (Дети и молодежь плохо поддаются гипнозу, но этот факт Айзенгрим скромно обошел.) Зато он загипнотизировал меня; к полному восторгу ребят, я делал по его указанию разные неожиданные (но ничуть не унижавшие моего профессионального достоинства) вещи. Он заставил меня сочинить экспромтом стихотворение, чего я прежде никогда не делал; я сочинил, и вышло вроде бы неплохо.
Все это продолжалось около часа; когда же мы направились по главному коридору учебного корпуса на выход, из дверей Вашего, директор, кабинета вышел Бой Стонтон. Я их представил - к полному восторгу Боя.
- Я видел ваше шоу в прошлый четверг, - сказал он. - У моей падчерицы был день рождения, и вот мы так его отпраздновали. К слову сказать, вы подарили ей коробочку конфет.
- Я все прекрасно помню, - кивнул Айзенгрим. - Ваша группа сидела в третьем ряду, места с двадцать первого по двадцать пятое. У вашей падчерицы сильные очки и довольно характерный смех.
- Да, бедняжка Лорена. К сожалению, с ней приключилась небольшая истерика и нам пришлось уйти, это после того, как вы распилили человека. А не могу ли я попросить вас о небольшом одолжении? Скажите, откуда ваша Медная голова все знает? Намеки, содержавшиеся в ее послании Рут Тиллман, дали повод к весьма пикантным слухам.
- Нет, мистер Стонтон, я не могу вам этого сказать. Но, может быть, вы расскажете мне, откуда вам известно, какое послание получила миссис Тиллман, сидевшая на тридцать втором месте в шестом ряду, если это было в пятницу, а вы приходили в театр днем раньше?
- Разве не мог я узнать это от кого-нибудь из знакомых?
- Могли, но не узнали. В пятницу вы снова пришли на мое представление, потому что перевозбуждение вашей падчерицы не позволило вам досмотреть его до конца. Я могу только предположить, что в моем представлении содержится нечто нужное вам. Большой комплимент. Я его сразу оценил, уверяю вас. Я оценил его столь высоко, что решил не выбирать вас адресатом послания, не сообщать аудитории, что в понедельник будет объявлено о вашем назначении губернатором. Думаю, вы понимаете, как трудно дался мне отказ, как подмывало меня использовать эту сенсацию. Она создала бы мне великолепную рекламу, но поставила бы вас в неловкое положение, поэтому мы с Головой решили проявить сдержанность.
- Но как вы узнали? Это же совершенно невозможно! Я получил письмо всего часа за два до вашего представления, сунул его в карман и пошел в театр.
- Совершенно верно, оно и теперь при вас, в правом внутреннем нагрудном кармане. Не бойтесь, я не шарил по вашим карманам. Но когда вы чуть-чуть наклоняетесь, можно заметить уголок длинного конверта из толстой кремовой бумаги; только правительство транжирит деньги на такие роскошные конверты, а когда столь элегантный, как вы, человек вспучивает свой безупречно сидящий пиджак письмом, можно предположить... видите? Вот вам и небольшой урок начальной магии. Еще двадцать лет упорной работы, и вы, вполне возможно, поймете Медную голову.
Это заставило Боя сбавить тон; его открытый, добродушный смех был первым шагом в попытке вернуть себе доминирующее положение в разговоре.
