Роберт Хайнлайн - Пришелец в земле чужой
Глава 29
Когда за Патрицией закрылась дверь, Джилл спросила:
— Что теперь, Майк?
— Едем. Джилл, ты читала что-нибудь по патопсихологии?
— Да, но гораздо меньше, чем ты.
— Ты знаешь, что означает любовь к змеям и татуировкам?
— Конечно. По Пэтти все видно с первого взгляда.
— А я это понял только тогда, когда мы стали братьями. Физическая близость помогает глубже познать человека, правда, лишь в тех случаях, когда она — результат близости духовной. Мне кажется, что если бы мы сблизились физически, не сблизившись душой, то… нет, я бы так не мог.
— Вот именно. За это я тебя и люблю.
— Я еще не вник, что такое «любовь». И что такое «люди». Но я не хочу, чтобы Пэт ушла.
— Догони ее и задержи.
«Еще не кончилось ожидание, Джилл».
«Я чувствую».
— Я не уверен, что мы можем дать ей все то, что ей необходимо. Ей нужно постоянно отдавать себя каждому новому человеку. Ей мало Собрания Счастья, змей и зрителей. Она готова возложить себя на алтарь для каждого из живущих в мире и сделать всех счастливыми. Кто-то понимает Новое Откровение по-другому, а Пэт понимает именно так.
— Ты прав, Майк. Я тебя люблю.
— Пора в путь. Возьми деньги и выбери себе платье. Я уберу все лишнее.
Джилл раздумывала, что же надеть. Майк не брал в дорогу багаж. Джилл это вполне устраивало.
— Вот это, голубое.
Платье взлетело, Джилл подняла руки, и оно само на нее наделось. Сама собой застегнулась молния. Подбежали к ногам туфли.
— Я готова.
Майк перехватил ее мысль, которую понял не до конца: уж очень она немарсианская.
— Джилл, может быть, нам стоит пожениться?
— Сегодня воскресенье, мэрия не работает.
— Значит, завтра. Мне кажется, ты этого хочешь.
— Нет, Майк. Мы уже не станем ближе, ведь у нас общая вода. Это верно и по-английски, и по-марсиански.
— Это правда.
— И я не хочу, чтобы Доркас, Мириам, Энн и Пэтти думали, что я отнимаю тебя у них.
— Они так не думают.
— Все равно, не нужно. Мы с тобой поженились вечность тому назад, в больничной палате, — она задумалась. — Но кое-что ты еще можешь для меня сделать.
— Что, Джилл?
— Ты можешь давать мне ласковые имена, как я тебе.
— Согласен, какие?
— Майк, самый милый и самый невыносимый человек на двух планетах! Называй меня иногда маленьким братцем. Мне это очень приятно, даже сердце замирает.
— Хорошо, маленький братец.
— Ох! Едем, иначе я снова затащу тебя в постель. Встретимся внизу: я пойду оплачивать счет.
Они сели в первый попавшийся автобус. Через неделю были дома, посидели там несколько дней и, не прощаясь, уехали. Майк прощался только с чужими людьми: этот земной обычай ему претил.
Вскоре они остановились в Лас-Вегасе. Майк пробовал играть, а Джилл убивала время на сцене ночного клуба. Она не умела ни петь, ни танцевать. В этом Вавилоне Запада для нее была одна подходящая работа: вышагивать в неправдоподобной высокой шляпе. Если Майк работал, Джилл предпочитала не сидеть дома, а тоже чем-то заниматься.
Казино были открыты круглые сутки, поэтому Майк был занят почти все время. Он играл осторожно, не выигрывая слишком много. Раскрутив очередное казино на пару тысяч, Майк считал своим долгом что-нибудь и проиграть. Вскоре он устроился крупье. Шарик бежал по кругу, а Майк всматривался в людей, стараясь вникнуть, почему они играют. Мотив их поведения показался ему сексуальным, но нечистым.
Ресторанная публика, перед которой выступала Джилл, состояла из таких же болванов, как цирковая. Но удивительно: несмотря на презрение к публике, Джилл с удовольствием выходила к ней и демонстрировала себя. Майк уже передал ей толику марсианской честности, и она попыталась проанализировать свои чувства. Ей и раньше нравилось, когда не нее с восхищением смотрел мужчина, которого она считала достойным себя. Ее самолюбие было немного уязвлено тем, что вид ее тела ничего не значил для Майка, хотя она знала, что Майк предан ей, как можно только мечтать, если он чем-нибудь не занят. Но и тогда он был великодушен: по ее зову выходил из транса и уделял ей необходимое внимание.
Такая у него была странность, и не единственная. Он по-прежнему не умел смеяться.
Поначалу Джилл решила, что ей нравится демонстрировать свое тело чужим мужчинам потому, что Майк им не восхищался. Чем дальше, тем Джилл становилась честней перед собой, и вскоре она отказалась от первоначального предположения. Мужчины, перед которыми она выступала, в основном были слишком старые, жирные и лысые, чтобы она могла считать их привлекательными. Джилл не презирала стариков — Джубал мог смотреть на нее, говорить разные словечки, но у нее не возникало чувства, что он хочет зажать ее в уголке. Джилл презирала «старых похотливых кобелей», как сама их называла. И вот она обнаружила, что «старые похотливые кобели» ее больше не раздражают. Напротив, их восторженные и томные взгляды доставляли ей тайное удовольствие. Раньше она осуждала эксгибиционизм. Теперь, обнаружив его у себя, Джилл решила, что либо это форма нарциссизма не является патологией, либо у нее патология психики. Однако она не чувствовала себя ненормальной, наоборот, никогда еще она не была такой нормальной. Да и кто взял бы ее в медсестры, если бы она не была и физически, и психически абсолютно здорова?
Что ж, если здоровой женщине нравится, когда на нее смотрят мужчины, то здоровые мужчины должны получать удовольствие, глядя на женщин. Джилл поняла, зачем Дюку его коллекция.
Джилл завела об этом разговор с Майком, но он не мог понять, почему ее вообще волнуют чьи-то взгляды. Другое дело — прикосновение. Майк не любил, чтобы к нему прикасались чужие люди (он старался даже не здороваться за руку), и мог понять, что этого не любят другие. Прикосновения он терпел только от братьев. Джилл боялась, что это может привести к гомосексуальным связям. Она объяснила Майку, что такое гомосексуализм (Майк читал, но не понял), и как от него уберечься. Майк был хорошенький, и к нему вполне могли пристать. По совету Джилл он придал своим чертам больше мужественности, но она не была уверена, что Майк отверг бы домогательства, скажем, Дюка, если бы тот имел слабость к мужчинам. К счастью, все мужчины-братья Майка были вполне мужчинами, а женщины — вполне женщинами. Джилл подозревала, что Майк усмотрел бы «зло» в человеке с гомосексуальными наклонностями и не предложил бы ему (или ей) воду.
Майк не мог понять, почему Джилл нравится, когда на нее смотрят. Их мнения на этот счет совпадали в тот недолгий период, когда они работали в цирке и Джилл стала равнодушной к взглядам. Джилл поняла, что именно в цирке зародилось ее теперешнее самосознание: уже тогда она была не совсем равнодушна к мужским взглядам. Под влиянием Человека с Марса она утратила то ханжество, которое из нее не вытравила профессия медицинской сестры. И тут поняла, что раньше была ханжой. Она, наконец, смогла признать, что так же бесстыдна, как кошка на солнцепеке. Джилл попыталась объяснить это Майку, используя понятия нарциссизма и визионизма.
![Роберт Хайнлайн - Чужак в чужой стране [= Чужой в чужой земле, Пришелец в земле чужой, Чужак в стране чужой, Чужак в чужом краю, Чужой в стране чужих]](/uploads/posts/books/116183/116183.jpg)
