Иван Ефремов - Туманность Андромеды
Археологи эпохи Кольца испытали разочарование, увидев, что этим странным экипажам отведено так много места в пещере.
Но на низких платформах высились более мощные поршневые двигатели, электрические моторы, реактивные, турбинные, ядерные. В стеклянных витринах, под толстым слоем известковых натеков, располагались вертикальными рядами приборы — может быть, телеприемники, фотокамеры, счетные машины или другие аппараты сходного назначения. Этот музей машин, частично рассыпавшихся ржавым прахом, но частью хорошо сохранившихся, был большой исторической ценностью, так как проливал свет на уровень техники отдаленного времени, большая часть исторических документов которого исчезла в военных и политических пертурбациях.
Верная помощница Миико Эйгоро, снова променявшая любимое море на сырость и темноту подземелий, заметила в конце зала, за толстым известковым столбом, черное отверстие прохода. Столб оказался остовом машины, а у его подножия лежала куча пластмассового праха — остатки щита, некогда запиравшего проход. Продвигаясь шаг за шагом вдоль красных кабелей разведочных ползунов-тележек, археологи проникли во вторую пещеру, находившуюся почти на одном уровне и наполненную рядами герметических шкафов из стекла и металла. Длинная надпись крупными буквами на английском языке опоясывала отвесные, кое-где осыпавшиеся стены. Веда не смогла удержаться, чтобы наскоро не расшифровать ее.
С типичной для древнего индивидуализма похвальбой строители убежища заявляли потомкам, что они достигли высот знания и сохраняют здесь для будущего свои гигантские достижения.
Миико презрительно пожала плечами: — По одной надписи можно определить, что пещера «Убежище культуры» относится к концу ЭРМ, в последние годы существования старой формы общества. Так характерна для них неразумная уверенность в вечном и неизменном существовании своей западной цивилизации, своего языка, обычаев, морали и величия так называемого белого человека. Я ненавижу эту цивилизацию!
— Вы представляете прошлое ярко, но односторонне, Миико. Мне видятся сквозь мрачные черты костяка омертвелого капитализма те, кто вел борьбу за будущее. Их будущее — наше настоящее. Я вижу множество женщин и мужчин, искавших света в узкой, небогатой жизни, добрых настолько, чтобы помогать другим, и сильных настолько, чтобы не ожесточиться в моральной духоте окружающего мира. И храбрых, безумно храбрых!..
— Те, кто укрывали здесь свою культуру, не были такими, — возразила Миико. — Смотрите, здесь собраны одни лишь предметы техники. Они кичились техникой, не обращая внимания на растущее моральное и эмоциональное одичание. Они с презрением относились к прошлому и не видели будущего!
Веда подумала, что Миико права. Жизнь создателей убежища была бы легче, если бы они умели соразмерять достигнутое с тем, что еще оставалось сделать для подлинного переустройства мира и общества. Тогда их замусоренная, закопченная планета с вырубленными лесами, закиданная бумагой и битым стеклом, кирпичом и ржавым железом, предстала бы перед ними как на ладони. Они, предки, лучше поняли бы, что еще делать, и перестали бы ослеплять самих себя восхвалением.
В третий зал вел узкий колодец, опускавшийся отвесно на тридцать два метра. Отправив Миико с двумя помощниками за гамма-аппаратом для просвечивания шкафов, Веда принялась осматривать третью пещеру, свободную от натеков известняка и намывов глины. Низкие прямоугольные витрины из литого стекла лишь запотели от проникшей внутрь сырости. Прильнув к стеклам, археологи рассмотрели замысловатые изделия из золота и платины, украшенные драгоценными камнями.
Судя по изделиям, эти старинные реликвии собирались в эпоху, когда люди еще не отрешились от возникшей в поклонении предкам первобытной привычки считать старое более ценным, чем новое. Веда, как и при чтении надписи, ощутила досаду от нелепой самоуверенности людей, считавших, что их понятия о ценности и их вкусы пройдут неизменными через десятки веков и будут приняты отдаленными потомками в качестве канона.
Дальний конец пещеры переходил в высокий и прямой коридор, наклонно опускавшийся на неведомую глубину. Счетчики разведочных ползунов-роботов показывали в начале коридора триста четыре метра от поверхности. Широкие трещины рассекали нависшие своды на отдельные гигантские плиты известняка, вероятно, в тысячи тонн весом. Веда почувствовала тревогу. Опыт изучения многих подземелий подсказывал молодой женщине, что масса пород у подошвы горного хребта находится в неустойчивом равновесии. Возможно, она подверглась сдвигам от землетрясения или общего поднятия хребтов, выросших за протекшие со времени создания хранилища века на полсотни метров. Закрепить эту чудовищную массу было невозможно для обыкновенной археологической экспедиции. Только важные для экономики планеты цели оправдали бы столь крупные усилия.
Вместе с тем исторические тайны, скрытые в такой глубокой пещере, могли обладать и технической ценностью, вроде забытых, но полезных для современности изобретений.
Отказ от дальнейшего исследования был бы мудрой осторожностью. Но почему ученый должен столь бережно относиться к собственной особе? Когда миллионы людей производят рискованные работы и опыты, когда Дар Ветер с товарищами работает на высоте пятидесяти семи тысяч километров над Землей, а Эрг Hoop готовится к пути без возврата! Оба эти человека, так уважаемые Ведой, не отступили бы… Что ж, не отступит и она…
Запасные батареи, электронный съемочный аппарат, два кислородных прибора… Они пойдут вдвоем с не знающей страха Миико, оставив товарищей для изучения третьего зала.
Веда Конг посоветовала своим сотрудникам подкрепиться едой. Извлекли плитки пищи путешественников, прессованные из быстро усваиваемых белков, Сахаров и уничтожающих токсины усталости препаратов в смеси с витаминами, гормонами и нервными стимуляторами. Веда, находясь в тревожном нетерпении, не хотела есть. Миико появилась лишь через сорок минут. Оказывается, она не смогла удержаться, чтобы не просветить несколько шкафов и наскоро выяснить их содержимое.
Наследница японских женщин-водолазов поблагодарила свою руководительницу взглядом и собралась в мгновение ока.
Тонкие красные кабели вытянулись по центру прохода. Бледно-лиловый свет самосветящихся газовых корон на головах женщин не мог пробить тысячелетний мрак впереди, где спуск становился все более крутым. Глухо и размеренно падали с кровли крупные холодные капли. По сторонам и снизу доносилось журчанье сбегавшей по трещинам воды. Пронизывающе сырой воздух оставался мертвенно недвижным в замкнутом, темном подземелье. Только в пещерах бывает такая тишина — на страже ее стоит сама, не имеющая никаких чувств, мертвая и косная материя земной коры. Наверху, как глубоко бы ни было молчание, в природе всегда угадывается скрытая, притаившаяся жизнь, движение воды, воздуха или света.
