Сергей Абрамов - Человек со звезды (сборник)
Но все это – фуфель ненаучный, мечты, мечты, где ваша сладость… А в реальной жизни Зойка была прагматиком и матери – научно – верно – ленинским – алистом.
И все же спросила:
– Что вы делать-то собираетесь, а, Свен, скажите мне?
– Я хочу увидеть ваших людей такими, какие они есть, – непонятно ответил непонятный Свен.
– Что такое «какие есть»? – Зойка непонятное и не поняла.
– Я хочу снять барьер.
Понятнее не стало.
– Какой такой барьер, Свенчик?
Свен тяжко вздохнул:
– Видимо, я должен вам довериться.
– Доверьтесь мне, Свенчик, давно пора, Свенчик, – ехидно сказала Зойка, но Свен на ехидство внимания не обратил, Свен изготовился доверяться незнакомой женщине, а процесс этот, судя по всему, был труден для инопланетянина так же, как и для иностранного шпиона: а вдруг Незнакомая выдаст Доверчивого строгой власти?..
– Я разведчик… – начал Свен.
Бог ты мой, да кто ж он на самом деле, ужаснулась в отчаянии Зойка, пришелец или шпион, кто же? Пора бы ему и определиться, пора бы перестать метаться, а то скучно девушке.
– Я послан к вам высокоразвитой цивилизацией, чтобы проверить: готова ли ваша голубая планета вступить в межгалактическое содружество звездных миров, где давно осуществлен – это по-вашему, по-нашему иначе – главнейший принцип коммунистического общества: от каждого – по способностям, каждому – по потребностям. Именно по этому, декларированному вашими лидерами принципу мы и выбрали Землю для глубинной разведки, постановки эксперимента сначала в локальном, а потом и общепланетном пространстве. Ну а потом референдум, консенсус, учитывающий необъятный плюрализм мнений…
Конец, с ужасом думала Зойка, с ним все ясно, страшно, думала Зойка и вся сжималась, и вся отодвигалась, и вся растворялась в локальном и общепланетном пространстве, потому что надо было не слушать, а кричать, звать на помощь, звать на помощь, поскольку буйное помешательство опасно для жизни.
– Не надо меня бояться. Раз я решил вам довериться, то ничего плохого не сделаю. Наоборот, вы – единственная на Земле, кто узнает результат. Я верю: он будет положительным! У вас достаточно высокий технический потенциал общества, чтобы ему соответствовало столь же высокое сознание, вернее, подсознание, поскольку – это я вижу! – ваше сознание консервативно, с него не сняты барьеры. Я хочу их снять на короткий отрезок времени, чтобы увидеть, какие вы в подсознании…
Не было даже короткого отрезка времени, чтобы снять трубку и позвонить на вахту, в милицию, в регистратуру, невозможно прорваться к двери, пора ждать конца, не исключено – кровавого, потому что кто его знает – как и чем он станет снимать барьеры с Зойкиного сознания!
– Да-да, вы живете среди барьеров, вы отгораживаетесь друг от друга стенами, одеждой, словами, вы превратили свою жизнь в дурной театр, от колосников до авансцены набитый декорациями, в которых не то чтоб жить – роль играть трудно. Да что я вам твержу? Вы и сами уже все поняли! Ведь поняли, так? – И снова врезал по Зойке своими лазерами.
Но прежде чем понять все, Зойка успела машинально отметить: «авансцена» и «колосники» – чересчур богатые слова для рядового инопланетянина, будь он даже трижды псих. А отметив, отключилась. То ли Свен в нее проник, то ли она в Свена, но сейчас в ней жили два разных человека, два разных человека думали, два разных вели диалог, но главное, эти двое были одним. Как? А так! Как библейская Троица. Трое – и один. Непонятно, но – факт.
Мы живем среди барьеров – вот что она поняла.
Чисто физически – ясно: квартиры, комнаты, кабинеты, моя машина, моя дача, на даче – мой угол, а там – твой угол, мой лежак на пляже, мой пенек в лесу, мое место под солнцем. Мое, мой, моя! Ты сюда прийти не сможешь, а туда я и сам не пойду. Частное владение, во дворе – злая собака, по газонам не ходить, не влезай – убьет. Физически – это ясно.
Но Свена, догадалась Зойка, физические барьеры мало интересовали. То есть интересовали, конечно, поскольку они – естественный результат тут и там нагороженных нравственных. Даже нет, не нравственных, не то слово. Сердечных? Душевных?.. Ближе, ближе, горячее… Барьеры в душе? Или между душами?.. И барьеры – не то слово, точнее – стены. Бетонные. Стальные. Пушками не продырявить!
А еще уловила Зойка, что барьеры в самом человеке страшнее всего. Самобарьеры. Мы сжигаем себя сотнями запретов: этого нельзя, то неприлично, пятое вредно, десятое бесполезно. Железное «надо» давным-давно вытеснило из нашей коммунальной жизни сладкое «хочу» и вплотную подбирается к самоуверенному «могу». Хочу, но нельзя. Могу, но не стоит. Надо, надо, надо! Куда ни повернешься – надо, чувачок. Куда ни подашься – надо, кисонька. А если я хочу? Хоти. Хотеть пока не запрещено, но лучше не надо, потому что разрыв между желанием и необходимостью вызывает дискомфорт в хрупкой человеческой душе. Лучше хотеть сразу то, что надо.
Хочу вперед, в светлое будущее.
Молодец, это нам надо!
Хочу в колонну по одному.
Можно, но лучше – по пять!
Могу хоть по десять!
Не надо, это лишнее. Кто там шагает правой? Не надо…
Все это, усваивала Зойка, не вне, а внутри каждого из нас. Въелось, вросло, вжилось, угнездилось. Держава может не беспокоиться за своих дочерей и сынов: когда она, держава, прикажет быть героем, у нас героем становится любой. Героями становятся даже без приказов сверху, героизм прямо-таки выдавливается из любого, как паста из тюбика, поскольку жизнь повсеместно требует. Героизм – осознанная необходимость, философская категория. И все кругом твердят: «Есть!» – безо всякого «надо». Нигде ни хрена нет, а все орут: «Есть!» Простите за неуместную шутку.
Значит, Свен, умный гость, считает это ужасным?
Да, так я, то есть он, считает.
Значит, он считает, что слово «хочу» есть признак душевной свободы?
Да, если «хочу» подкреплено «могу».
Но если каждый будет поступать только по капризному «хочу», начнется вселенский бардак, все вокруг станут хотеть что ни попадя, это типичная анархия, Маркс – Энгельс – Ленин, помнится, о том не писали, они как раз писали о том, что светлое будущее должно складываться из кирпичиков каждодневного «надо». Надо мне, надо всем, надо Родине родной.
Над страной весенний ветер веет. Песня.
А вот шутка ваша, Свен, шутка твоя с песней очень, Свен, глупа до невозможности, Свен. Представь себе, что все могут то, что хотят…
Чего зря представлять, у них, то есть у нас, так и происходит, так и живут, живем, просто отлично мы живем, они живут.
Не знаю, как у вас на планете, на какой такой планете, но мы на голубом нашем шарике, мчащемся в бескрайних просторах Вселенной, не можем потакать себе во всем, мы еще досыта ни разу не ели, у нас войны, у нас забастовки, у нас голодные бунты, у нас перестройки, и все это не только в странах капитала, но теперь уже и в первой в мире стране не вполне победившего социализма. Только помянутые вами, Свен, тобой барьеры и сдерживают нашу ненасытную утробу, оставляют силы на борьбу, на все, на битву за светлое будущее. И я знаю, знаю я, что вы, Свен, что ты мне сейчас скажешь, а скажешь ты вот что: на кой ляд строить будущее на таком говенном фундаменте, каким, к черту, светлым оно будет, если у его строителей урчит в животе? А я тебе – вам отвечу. Да, мы живем не очень славно, но разве так уж крепки барьеры? Разве мы не позволяем себе время от времени расслабиться, релаксировать и послать все и вся на три известные буквы? Нет, Свен, я тебе-вам не открою куда, на какие буквы посылаем мы все и вся, ты пришелец, вы не поймете или поймешь не так. А посылая, мы уже напозволяли себе много всякого разного, мы уже столько дров, то есть барьеров, наломали…
