Леонид Смирнов - Зона поражения
— Го-о-тов…— ошеломленно протянул Дом.
Системы управления тральщика были подключены к центральной нервной системе «Оболтуса». После его смерти умер и «Поскребыш-112» — кроме нескольких автономных устройств аварийного назначения.
— Здесь есть реанимация?!-воскликнул Платон, зажимая нос.
— Поздно. Активную биомассу очень трудно убить, но если распад пошел, он необратим.
С грохотом напарники запечатали люк, словно похоронив самого большого покойника, которого знал Рассольников. Запечатали, надеясь отрезать трупную вонь. И поплелись обратно, на мостик.
Археологу не верилось, что все замерло, окоченело в еще недавно таком живом, страдающем, полном желаний, вожделеющем существе. Быть может, гораздо более живом, чем они, его бывшие обитатели.
На мостике Непейвода кинулся к умершему пульту тральщика, попытался активизировать его, переведя корабельные системы на ручное управление. Зажглось тусклое аварийное освещение, сделав мостик совершенно иным — теперь это было мрачное помещение, полное темных углов. Впрочем, оно казалось более уютным, чем ослепительно пустое, нечеловеческое местопребывание термопсисов.
Двунадесятый Дом один за другим тестировал процессоры «Поскребыша-И 2». Отказало почти все. Электроника, накоротко замкнутая на корабельный мозг «Оболтуса», сгорела вместе с ним. Работала только система пожаротушения, противометеоритная защита, автономный регенератор воздуха и аварийная связь.
Нахохлившись, Платон сидел на полу, следя за действиями напарника. Подножка в двух шагах от победы — и вот они опять летят кувырком, чтобы разбиться в лепешку. В этой экспедиции над ними довлеет злой рок.
Археолог тронул носком Кребдюшина, смирно лежавшего у его ног. Если бы всех противников можно было так разложить на полу…
— Аварийный передатчик в порядке, — сообщил Непейвода. — Можно дать узконаправленный сигнал «SOS» на ФФФукуараби и ждать прилета корабля. Кислорода нам хватит, и есть месячный запас пищи и воды… Я не хочу принимать решение единолично. Пусть все проголосуют.
— Разве у нас есть выбор? — отозвался Платон.
— Похоже на то, — мрачным тоном ответил муравейник. — Месяц жизни или десять дней, если сюда придет наш корвет.
— Так вы нас приговорили…— протянул археолог. Он был ошарашен, хотя давно мог бы догадаться о такой перспективе, памятуя о встрече, которую оказали напарникам на ФФФукуараби. — Что ж ты раньше молчал?
— Не хотел портить тебе настроение. Сбивать рабочий настрой…— горько усмехнулся Двунадесятый Дом. — Я договорился с «Оболтусом». Он должен был вывезти вас четверых. А теперь…— Непейвода стукнул кулаком по ослепшему пульту.
Платон только покачал головой. В этой истории с золотым горшком его предавали снова и снова. Пора бы уже привыкнуть, сделать выводы и больше не верить никому и ничему. Но ведь так жить будет тошно…
— Давай допросим этого урода, — сменил он тему. — Вдруг узнаем что-нибудь интересное.
— Может, ты и прав…
Муравейник вел допрос с пристрастием. Он не обладал практическими навыками этой грязной работы, но зато теоретически был подкован. Первым делом— прежде, чем привести Кребдюшина в чувство, — Непейвода сделал ему укол. Отныне тело, за исключением гортани, челюстей, губ и языка, перестанет подчиняться полукровке, хотя его сознание будет ясным.
* * *Двунадесятый Дом миллиметр за миллиметром просканировап тело Кребдюшина. Оно оказалось напичкано биологическими устройствами. Предосторожность была ненапрасной. Затем Непейвода от души отхлестал полукровку по щекам, так что голова его моталась из стороны в сторону — это лучший способ вернуть человекообразного в сознание.
— Кто заплатил за генетические операции? — был первый вопрос Двунадесятого Дома. — У тебя никогда не было столько денег.
— Мне сделали их бесплатно, потому что…— мимикрист замолк, облизнул пересохшие губы.
Муравейник решил: Кребдюшин еще не придумал, как соврать, и сказал:
— Помни одно, дружок: хоть ты и не можешь шевелить руками-ногами, боль чувствуешь, как и прежде. А я знаю тысячу способов разговорить молчуна. Нас обучили допрашивать ксенов — от эмбрионов до мертвецов.
— Не запугивай — я и так все расскажу. Все равно выхода нет.
— Удивительно покладистый мерзавец. Образцово-показательный, — с деланным восхищением произнес Непейвода. — Может, ему орден дать? — Интонация у него была нехорошая. Страшноватая интонация.
— За операции заплатили термопсисы. Я даже не знаю, сколько они стоили, — заспешил полукровка — и уже не закрывал рта целый час.
Кребдюшин Капоте был полукровкой и потому оказался чужим и мимикристам, и людям— его не принимали обе разумные расы. В результате он возненавидел тех и других и при каждом удобном случае старался отомстить своим обидчикам. Его не заботило, что непосредственные жертвы понятия не имели о его, Кребдюшина, существовании. Если ты человек или мимикрист— значит, достоен мучительной смерти, пыток или, на худой конец, облегчения кошелька.
В первую встречу с Рассольниковым полукровка залез в экспедиционную кассу, был бит и смылся, угнав единственный глайдер. Так что археологам пришлось пешком выходить к людям через выжженную пустыню, волоча на себе несколько тонн сокровищ.
Кребдюшин привык действовать в одиночку, полагаться только на себя самого. Он не гнушался никакой, даже самой поганой работы и никогда не чувствовал себя отомщенным — сжигающий его огонь ненависти был неутолим. Но полукровка обладал одним немаловажным качеством— он был очень терпелив и, прежде чем нанести удар, мог выжидать месяцами.
Кребдюшин не вел счет своим жертвам, но их число наверняка перевалило за сотню. Случались периоды в его уже довольно долгом существовании, когда он вел законопослушный образ жизни и казался вполне благонамеренным сапиенсом. Но потом подворачивался удобный случай, и полукровка начинал действовать.
Кребдюшин никогда заранее не планировал акций возмездия, не вынашивал планов мести — он любил экспромты. Вот если кто случайно подвернется ему под руку — пощады не проси. Полукровка не знал слова «жалость», его смешили рассуждения о морали и этике. Он считал их выдумками бессильных мудрецов, занимающихся на старости лет оправданием собственной трусости.
Вся история с его участием в экспедиции на планету Тиугальба была шита белыми нитками. Случайная встреча на «Эль-Гарде», удачное стечение обстоятельств, древние карты, удивительным образом попавшие в цепкие руки черного археолога… Будь Рассольников менее доверчив, он наверняка заподозрил бы неладное. Будь Непейвода меньше зациклен на поисках царственных личинок, он, несомненно, раскусил бы полукровку. Увы…
