Евгений Филенко - Блудные братья
— Никогда бы не подумал, что небеса пошлют мне своего ангела в образе звездохода-индейца, — сказал Кратов в сторону.
— Экипаж состоит из трех навигаторов, включая меня, двух инженеров и одного медика, — сказал Татор. — Не знаю, зачем нам медик, но Корпус Асгронавгов настоял на своем. Все они согласны отработать за обычное вознаграждение в полторы тысячи энектов. Что касается меня, то мне будет достаточно твоей благодарности. Так что мы тебя отнюдь не разорим… Я не понимаю, — снова помрачнел он. — Ты рад моему предложению или нет?
— Да, конечно же, я рад! — страдающим голосом ответил Кратов. — То есть я настолько рад, что не верю своему счастью. У меня нынче день хлопот, и я с ужасом думаю о том, не исчерпан ли твоим «Тавискароном» лимит моего везения на сегодня…
Из кабины гравитра, только что камнем упавшего на посадочный пятачок в самом сердце сада, выкатился колобком шоколадный от бразильского загара Мануэль Спирин. Над ним витали ароматы крепкого кофе с коньяком и пахучих сигар. Отступив на шаг, он галантно предложил руку, на нее с готовностью оперлись, и появилась Рашида, в такую рань уже свежая, ослепительно красивая, в новом малиновом платье-пелерине и с новой прической, напоминавшей застывший язык удивительного черного пламени.
— Смысл термина «длинное сообщение», душа моя, — продолжал объяснять Спирин, — ясен уже из названия. Это такой информационный пакет, который не может быть втиснут в одно вместилище ввиду выдающейся сложности и значительного объема.
— Наши мозги — не самое подходящее вместилище, — небрежно бросила Рашида. — Они, случается, умирают вместе с хозяином.
— Я горд самой мыслью находиться рядом со столь очаровательным вместилищем. И, боюсь, у ЭМ-зверя не было выбора…
— Он мог бы накинуться на когитр.
— Боюсь, ЭМ-зверь не знал, что такое «когитр». И не подозревал, что означенное биотехническое устройство, ничем специфическим среди прочих деталей корабельного интерьера не выделяющееся, вообще обладает каким-то вместилищем, пригодным для хранения информации. Э… здравствуйте, сударь!
Кратов церемонно поклонился. Рашида приблизилась к нему царственной поступью, привстала на цыпочки и поцеловала.
— Угадай, зачем я здесь, — шепнула она.
— Не нужно быть провидцем, — криво усмехнувшись, сказал Кратов. — Ты явилась представиться моей маме в качестве будущей невестки.
— Кратов! С тобой скучно…
— Могла бы прежде спросить моего согласия.
— Еще чего! Это тебе не Галактика. Здесь мы сами выбираем мужчин себе и отцов своим детям.
— А вы, доктор Кратов, знаете, что такое «длинное сообщение»? — спросил Спирин.
— Знаю, — терпеливо промолвил Кратов. — Вы, спасибо, объяснили еще в прошлую нашу встречу.
— Больше всех перепало, очевидно, Ертаулову. А вам — меньше всех. Поэтому синдром «ментального просачивания» у вас практически не наблюдается.
— А вот это вы в прошлый раз не объясняли.
— Правильно. Я сам только недавно подцепил сей термин у доктора Дананджайя из клиники «Зеленый Луч». Видите ли, «длинное сообщение» не просто лежит в ваших мозгах, как кристаллик в инфобанке. Оно воздействует на ваше подсознание, а иногда даже посылает ему часть своей информации. Выражается это очень по-разному, в самом широком диапазоне симптомов. От полного параноидального умопомрачения до легких галлюцинаций. Ертауловский «черный занавес» — явление того же порядка.
— Но мне-то никогда не являлись никакие зеленые человечки! — запротестовала Рашида.
«А мне являются постоянно, — подумал Кратов. — Все эти странные вещие сны в самые неподходящие моменты…» Его вдруг прямо посреди этого солнечного теплого утра пробил мороз по коже.
— Это и не обязательно, — беспечно разглагольствовал Спирин. — Во— первых, может быть, еще время не настало. Еще явятся, мало не будет… А во-вторых, если сравнить вас до полета и после, наверняка будут отчетливо заметны какие-то тончайшие изменения личности.
— Кратов, — требовательно сказала Рашида, по-хозяйски обнимая его за шею. — Тебе что-то заметно?
— Кратов? — переспросил тот. — Какой Кратов? Нет здесь никакого Кратова, одни только зеленые человечки…
— Ты что, опять решил улизнуть?! — возмутилась женщина.
— Другой вопрос: ежели «длинное сообщение» — не праздный домысел утописта из Рио, а факт, что всем вам с этим обстоятельством делать, — хладнокровно продолжал Спирин. — Нужно как-то от него отбояриваться. Прочесть и удалить. И как можно скорее. Такие занозы в мозгах бесследно не проходят…
— Я думаю над этим, — уклончиво сказал Кратов.
— Избавься от Спирина, — прошептала ему на ухо Рашида. — Не знаю, в чем дело, но я хочу тебя прямо сейчас…
— Самое время, — проворчал тот.
— Кстати, — вдруг вскинулся Спирин. — Вы говорили, что у вас где-то тут есть настоящий сфазианский биотехн. А нельзя ли на него взглянуть?
— Это самое простое, что я могу вам предложить, — сказал Кратов. — Видите эту тропинку? Идите прямо по ней, пока не упретесь в громадный черный валун посреди лужайки. Только не вздумайте его пинать, он живой и очень чувствительный…
Он вдруг застыл на полуслове с открытым ротом.
Марси, золотовласая малютка Марси, милая проказница и капризуля Марси, Марси-беглянка стояла на той самой тропинке, что вела к Чуду-Юду, тоже совершенно остолбенелая, и выражение лица у нее было самое неприятное.
— Так я пойду? — проговорил Спирин в пространство. — Мне еще этого сопляка Торрента нужно встретить… — Проходя мимо обратившейся в соляной столб девушки, он галантно поклонился: — Мадемуазель?
— Мсье? — едва слышно прошелестела Марси и, словно во сне, сделала самый медленный книксен в своей жизни. Все напряженно глядели вслед уходящему Спирину.
— Кратов, — первой нарушила молчание Марси. — Мне тоже… уйти?
— Лично я никуда уходить не собираюсь, — негромко объявила Рашида, как бы невзначай убирая руку с кратовской груди.
— Тогда и я останусь, — голос Марси исполнился ледяной решимости.
— Может быть, будет лучше, если уйду я? — сгорая от малодушия, спросил Кратов.
— Может быть, — обронила Рашида.
Она и не глядела на него. Все ее внимание было приковано к внезапно возникшей из ниоткуда сопернице. Рашида разглядывала девушку пристально и беззастенчиво, как если бы та была диковинным зверьком… или экспонатом Тауматеки… При этом лицо ее стремительно сменяло выражения, от агрессивной неуступчивости к напряженному гаданию, к задумчивой созерцательности.