Василий Головачев - Черный человек. Книга 2
Маатанин не ответил.
Побродив вокруг дырчатой башни входа — Клим наблюдал за ним с интересом и настороженностью: все же движение «черного человека» — это далеко не ходьба землянина, гуманоида на двух ногах, — маатанин скрылся во чреве орилоуна, так и не удостоив человека вниманием. Эхо его мыслей — прозрачные всполохи, покалывание в висках и всплески странных видений — перестало тревожить сознание хирурга, он остался наедине с собой. И даже мысль, пробившаяся сквозь пелену заторможенности из сферы логического анализа, не заставила его встрепенуться: интересно, а может ли орилоун перенести меня на Землю до кенгуру Шаламова к «серой дыре»? И если может, то что произойдет?
Справившись с эмоциональным ступором, превратившим тело в рыхлый ком снега, Мальгин заставил себя думать о цели, ради которой отважился ринуться в омут чужой транспортной системы. Целью был поиск Шаламова, но теперь, после совета Паломника, не имело смысла шататься по вселенным. К тому же возвращение на Землю в свою эпоху после множества обрывов сети метро становилось проблематичным. Мальгина вдруг обдало жаром: он сообразил, что может совсем не вернуться к себе домой, в свое время. Искушение последовать намеку Паломника «поискать вселенную с другой Купавой, но без Шаламова» стушевалось, отошло в тень, стало прозрачным, хотя и не растаяло совсем.
Клим забрался в переходной купол орилоуна.
— Хранитель, верни меня на Землю моего времени.
— Человек, это не в моих силах, — последовал вежливый ответ. — Всякое состояние в этом мире, к сожалению, реализуется только однажды: нет одинаковых ситуаций, нет двух одинаковых нейрохирургов по имени Клим Мальгин…
— Но Паломник говорил…
— Он был в других вселенных, я — нет. Человек, тебе могут помочь только Вершители, это единственный шанс.
— Если бы я знал, где их найти, — с горечью произнес Мальгин, подавляя гнев. — Даже Паломник не смог определить их дом. Пришли в нашу Вселенную, соорудили метро, поразвлекались и ушли…
— Ты не прав, человек. Вершители не злонамеренны, но устроены так, что цена ошибки при любом контакте с объектами их деятельности — жизнь! Хочешь совет?
— Валяй, — махнул рукой Клим, снова извлекший из памяти соблазн поискать Землю, где есть Купава, но нет Даниила Шаламова.
— Паломник не катался на качелях.
— Что?!
— Паломник не исследовал метро Вершителей глубоко в прошлом и высоко в будущем.
Мальгин понял совет мгновенно.
— От Преджизни к Сверхжизни? Бью челом, Хранитель! Поехали в прошлое, к моменту появления в нашей Вселенной Вершителей.
— Понадобятся все твои силы, человек, это не легкая прогулка перед сном. Сомневаюсь, выдержишь ли ты переход.
— Никто не измерял моих пределов.
Мальгин прыгнул в мерцающее окно мембраны выхода на «струну» и, прежде чем раствориться в небытии, всем существом увидел вечно кипящий вакуум Большой Вселенной…
Глава 3
Район Нижнего Новгорода, где жил Аристарх Железовский, выглядел с высоты неправдоподобно и гротескно: взрыв, разрушивший дом Железовского, пощадил остальные, но одновременно все тридцать с лишним многоквартирных домов квартала, выстроенных в едином стиле «березовая роща», превратил в удивительные радужно-прозрачные фигуры, напоминающие мыльные пузыри. На месте стройного здания, ставшего эпицентром взрыва, образовалось озеро серой, текучей, как вода, пыли, в центре которого торчал стометровый странный черный шпиль в форме кроны дерева или скорее ветвящегося зигзага молнии. Все деревья парковой зоны, окружавшей квартал, выглядели примерно так же, вызывая в памяти мрачные ассоциации с Дантовым адом.
— Радиация — естественный фон, — доложил по рации Умник, который суммировал поступавшие к нему сведения и выдавал начальству. — Подобные преобразования ландшафта возможны только на уровне внутрикварковых процессов с поворотом времени.
Боянова покосилась на председателя СЭКОНа и увидела на его губах легкую пренебрежительную усмешку. В общем-то реакция его на сообщения Умника была естественной, из всех находящихся в кабине куттера людей только он понимал физический смысл сообщений, как специалист-физик, бывший сотрудник Института пограничных проблем, но Власте давно перестали нравиться профессионалы, выставляющие свою компетентность напоказ.
— Вы хотите что-то сказать, Казимир? Посоветовать, что делать? Предложить идею?
Ландсберг перестал улыбаться, но в тоне его по-прежнему звучали нотки превосходства и иронии.
— О нет, что вы, комиссар, я — тень в тени и весь внимание. Картина страшная, надо признаться! И если это дело рук Шаламова…
— Его здесь не было, — возразил Столбов.
— Я бы не стал утверждать это столь категорично. Многие видели этого вашего богоида с миллионом глаз, значит, и Шаламов мог быть рядом.
— Не обязательно, — тихо сказал Ромашин; он сидел с Джумой сзади всех. — По всем признакам взрыв — это результат схлопывания в квартире Железовского «магической сферы» — кокона входа в орилоунское метро. Вы, наверное, помните, как схлопнулся орилоун на Таймыре, другие орилоуны взорвались еще раньше. Видимо, этот процесс затронул и другие механизмы орилоунского метро.
— Вы, Игнат, говорите так, будто обладаете монополией на истину. — Ландсберг похлопал Ромашина по плечу. — Ваши догадки не есть установленные факты, поэтому исходить мы должны из соображений безопасности и предполагать худшие варианты. Худшим в данном случае является вмешательство Шаламова… или Железовского.
Боянова с недоумением посмотрела на говорившего:
— При чем тут Железовский?
— Он контактировал с Шаламовым — это раз, был замешан в инциденте на Меркурии — это два; кстати, я потребую расследования его участия, он интрасенс — это три. Я, как и многие другие, считаю, что интрасенсы — не сверхлюди, как утверждают их ортодоксы, а псинеуры, отклонение от нормы, которое необходимо лечить в срочном порядке.
После этих слов в кабине повисшей над Брянском машины установилась полная тишина. Потом Джума Хан негромко произнес:
— Всегда считал, что самое большое отклонение от нормы — это посредственность. Казимир, Аристарх Железовский был моим… то есть он был и есть мой друг, и говорить о нем в таком тоне по крайней мере невежливо. Я требую…
— Гриф Хан! — обронила Боянова.
Джума замолчал, хрустнув пальцами рук.
— Казимир, вам, я вижу, нравится быть глашатаем Закона, — продолжала комиссар. — Я тоже слуга Закона и все же стараюсь не внушать свою точку зрения, доказывать свою исключительность и власть. Вас это не утомляет?
