Александр Абрамов - Фирма "Прощай, оружие!"
Дверь сразу открылась. В синем предрассветном тумане можно было различить клумбы с крупными шапками темных, должно быть красных, цветов, подстриженные кусты и асфальтовую дорожку к калитке, ведущей в парк с противоположной стороны дома. Вероятно, даже не в парк, а в ту платановую рощицу, которую они видели, подъезжая к вилле со стороны шоссе. Сейчас, в темноте, шоссе видно не было, и никаких строений поблизости — только темные стволы деревьев с неправдоподобными в дымке кронами. «Идеальный выход, — подумал Браун, — никто не увидит. Только почему пять минут?» Надпись о чем-то предупреждала. Может быть, о том, что следовало сделать, повернув кольцо и нажав кнопку.
Не найдя ответа, он закрыл дверь и вернулся в комнату. Стенная панель по-прежнему оставалась открытой, но ученый не стал искать механизма, возвращающего ее на место. Зачем? Может быть, им с Фонтеном потребуется именно этот ход. И Эрнест не без удовольствия подумал о том, как вытянется лицо у инспектора, когда он увидит еще одну, не обнаруженную им раньше загадку.
Инспектор действительно удивился, потому что первым же вопросом после появления его в лаборатории был именно этот:
— Что такое?
— Запасный выход.
— Куда?
— На улицу рядом.
— Зачем?
Эрнест развел руками: поди сообрази.
— Чтобы сбежать? — фантазировал вслух инспектор. — От кого?
Он открыл загадочную дверь в сад, посмотрел в темноту и вернулся, все еще недоумевая.
— Кого он боялся? Что скрывал?
— Потом, — прервал его Браун. — Сначала поужинаем. Вы прочтете кое-что весьма любопытное. Ну, а я ведь до сих пор не прикоснулся ни к пиву, ни к пирогу.
Прочитав исповедь Лефевра, Фонтен долго молчал, потом сказал со вздохом:
— Шеф прав. Дело придется закрыть.
— Почему?
— Потому что мы уже знаем, кому это выгодно, и этот «кто» настолько влиятелен, что ему не составит никакого труда пресечь вмешательство чиновника уголовной полиции.
— Но маленький чиновник может пойти в большую газету.
— Без проверки материалов? Без свидетелей?
— А я?
— Вы иностранец. Большая газета на вашу экспертизу не клюнет.
— Разве в Париже нет экспертов?
— Миллионы Глейвица их легко найдут. «Вега»? Механическая чепуха, вроде «вечного двигателя». Исповедь Лефевра? Бред полоумного. Сам Бертье подтвердит. В конце концов скандал замнут, вас высмеют, а меня уволят. Архив же и аппаратуру фирма «Прощай, оружие!» потихоньку вывезет в какой-нибудь Питтсбург.
— Или в Дюссельдорф, — усмехнулся Эрнест.
Инспектор опять вздохнул.
— Мы тоже не сможем доказать, что есть такая фирма. Где она зарегистрирована? Где ее местопребывание? Где капиталы? Где текущий счет? На чье имя?
— Одно мы докажем, — сказал Эрнест.
— Что и кому?
— Что? Чем убивает кобра. Кому? Себе. — Ученый встал. — Вы говорите, что снимки энграммов производились с видеоскопа через каждые тридцать секунд? Нам нужно выдержать всего четыре минуты. Значит, остановимся на первом и на восьмом.
Он отобрал два цветных снимка полосок и пятен, еще раз сверил их номера на обороте и вложил оба в механизм вводов счетно-решающего устройства.
— Будем ждать кобру, — сказал он. — Я даже не знаю, сколько времени понадобится, чтобы ей вылупиться.
Оба замолчали. Фонтен принялся перечитывать записки Лефевра, а Браун задумался над перспективой его открытия. Только ли разрушительного, многократно спрашивал он себя. Разве его нельзя использовать в мирных целях? В медицине, например. Как некий универсальный транквиллизатор. Но Лефевр прав: у «Веги» найдутся свои Теллеры, которые постараются использовать ее в целях военных. И добьются — слишком велик соблазн и просто решение. Кстати, почему «Вега»? Скорее, Горгона, не страшная только Персею. Он придет, конечно. На «волны» ответит «антиволнами», придумает какие-нибудь гасители или рассеиватели. Только хватит ли у него времени, не пригнет ли его эра нового рабства, воссозданная с помощью фирмы «Прощай, оружие!»?
— Почему Глейвиц до сих пор не присылает за ключами от виллы? — спросил он Фонтена.
— Ключи уже взяли, — ответил тот.
— Значит, нашли специалиста.
— Надеюсь, что не во Франции.
— Определенно. Носители свастики знают, где искать единомышленников.
— Смотрите! — воскликнул инспектор.
Верх «черного ящика» бесшумно осветился изнутри, вернее, стал прозрачным, как органическое стекло. Браун и Фонтен увидели, как на быстро вращающуюся катушку наматывалась широкая мутно-серая лента без всяких видимых знаков.
— Кобра вползает в гнездо, — меланхолично заметил кибернетик, — ЭВМ выдает готовую продукцию «Веге».
— А где же цветные полоски? — спросил Фонтен.
— Мы не знаем, как она кодирует цвет.
«Черный ящик» снова погас, окрасившись в цвет нержавеющей стали.
— Начинаем опыт, — сказал Браун, — садитесь в кресло. — А вы уверены…
— В чем? В том, что нас не свезут отсюда на кладбище? Не уверен. Но если боитесь, уходите.
Вместо ответа Фонтен молча сел в кресло Лефевра. Браун нажал белую кнопку со свастикой — машина знакомо загудела, глазки ее зловеще вспыхнули.
— Пока живы, будем обмениваться впечатлениями, — сказал ученый, подвигая стул из кабинета к сидевшему в кресле инспектору. — Слышите, кобра уже шипит.
Гудение машины сменилось мягким, похожим на шипение звуком. Эрнест вдруг почувствовал, как у него немеют руки. «Плохо», — подумал он и усилием воли прогнал оцепенение.
— Вы что-нибудь чувствуете? — спросил он инспектора.
— Слабость, пожалуй.
— Гоните ее, — потребовал Браун, — мобилизуйте волю и гоните. Помогает?
— Помогает, — вздохнул инспектор.
Оба замолчали. Несколько секунд Эрнест ничего не ощущал, кроме нарастающего беспричинного беспокойства. Потом ему показалось, что он видит сон. Удивительный сон наяву. Будто где-то в детстве он чем-то напуган. Невидимые руки втолкнули его в темную комнату и заперли дверь на задвижку. Впечатление было так сильно и так реально, что он даже услышал стук тяжелой щеколды. Такому неумному наказанию однажды подвергли его в детстве, и Эрнест долго потом не мог избавиться от удушливого страха перед тьмой. Но сейчас все происходило иначе. Его мозг как бы раскололся на две части — в одной подымался и сковывал тело страх, другая анализировала, размышляла, оценивала. «Интересно, скован ли язык?» — подумал он и, с трудом ворочая плохо повинующимся языком, спросил инспектора:
— Что с вами, Фонтен?
Инспектор ответил не сразу и так же трудно и хрипло:
— Не знаю. Какая-то муть лезет в голову. Кажется, что меня привязали к креслу.
