Андрей Николаев - Русский экзорцист (Отчитывающий)
сомнения! Твоя уверенность и твердость в стремлении помочь тем, кого ты
изберешь, - вот путь к новому братству, к новому миру. И шрамы должны стать
нашим отличительным знаком. Как татуировки якудза, как клановый узор кильта в
Шотландии. Но! Сделать цветную татуировку или купить юбку с клановым узором
сейчас может любой дурак.
Он отпил пива, помолчал.
- И еще: знаешь, кого животные считают матерью? Того, кто первым попадется на
глаза после того, как глаза откроются. Здесь должно быть то же самое и я
лишний. Ты должен быть первым, кого ни увидят, вступая в братство. Ты должен
стать для них и матерью, и творцом, которому все доступно, все дозволено, и чья
воля и мудрость не оспариваются!
Боже, как мелко все вокруг! Дима с презрением посмотрел на посетителей ресторана.
- Я не знаю, с чего начать, Рец. Ты поможешь? Ты покажешь, как это будет, - кашлянув, чтобы скрыть дрожь в голосе, спросил он.
- Да, покажу.
Рец энергично затушил сигару.
- Счет, пожалуйста, - он расплатился, забрал коробку с сигарами, зажигалку и встал из-за стола. - У меня есть слайды, фотоснимки, фильмы. У меня есть все необходимое для первого шага. Хочешь сделать его? Едем со мной.
Мимо кинотеатра возле протухшего пруда, мимо стадиона, отданного торгашам, проехали к типовой кирпичной пятиэтажке. Во дворе на деревьях набухли почки кусты кое-где, покрылись светлой зеленью. День кончался, наступал теплый весенний вечер.
На предпоследнем этаже, в однокомнатной квартирке у Реца было что-то вроде студии. Все перегородки, кроме отделявших ванну и туалет, были убраны. Вместо одной стены огромное зеркало. Покрытые матовой белой краской потолок и стены, казалось, поглощали не только свет, но и звуки. На окнах, прикрытых тяжелыми гардинами, стояли тройные стеклопакеты.
Рец включил кондиционер, вынул из холодильника сок и, достав пачку слайдов, зарядил проектор.
- Присаживайся, - он указал рукой на странное, похожее на стоматологическое, кресло. - Здесь у меня фотографии ритуальных насечек, шрамов и прижиганий полинезийских племен и нескольких европейских и американских клубов. Кстати, не хочешь слегка поправиться?
Действие травки уже проходило, и Дмитрий с готовностью закатал рукав. После разговора в ресторанчике им овладело странное нетерпение. Хотелось верить новому знакомому, хотелось быстрее увидеть подтверждение сказанному, но одновременно возникло чувство серьезного выбора. Ощущение, что после решения изменится не только вся его жизнь, но и жизнь многих людей. Он не любил принимать ответственных решений, не любил отвечать за кого-то, но похоже, без этого было не обойтись.
Под ногами хлюпнула вода. Кувшинников опустил голову. В ярком луче света от фонаря на каске заискрился мелкий ручей. Мелкий - это хорошо, подумал он, - не придется бахилы надевать. Кувшинников пососал палец, придавленный чугунной крышкой колодца. Пришлось нырять в люк чуть ли не головой вниз - какая-то пьяная компания вывалилась из близлежащего переулка. Сева повел головой в одну сторону, в другую, определяя направление. Пожалуй, сюда, решил он и пошел по течению ручья. Хорошо подогнанный рюкзак плотно прилип к спине, руки были свободны. Карту он пока не доставал - все было ясно и так. Летом в московских подземельях обитателей меньше. Это зимой бомжи греются, крысы спускаются в тепло. Правда, к Кремлю лучше и летом не ходить - там и сигнализация стоит, и охрана может встретиться. Кувшинников принюхался. Газом не пахло. Он достал сигареты и закурил. Пора было определиться на местности. Наложив свою кальку на карту современных московских коммуникаций, он отметил карандашом свое место. Так, вот здесь пунктиром отмечен возможный "вылаз" к реке, и он должен проходить почти вплотную к коллектору. Сева сделал несколько шагов вперед, снял рюкзак и достал из него кирку. Его подмывало глотнуть коньяку из грелки: повод был начало разработки, но сперва надо было хоть что-то найти. Оглядевшись, он пристроил рюкзак на скобе, поддерживающей проходящий по стене кабель, и надел матерчатые перчатки с резиновыми пупырышками на ладонях. Ничего не поделаешь, иногда приходится и киркой помахать. Кувшинников широко размахнулся - размер коллектора позволял, - и опустил острие кирки на стену. Брызнула бетонная крошка. Сева довольно ухмыльнулся - строители явно сэкономили на цементе. Бетон откалывался большими кусками. Еще несколько ударов и острие вошло в грунт. Прикинув размеры нужного отверстия, он с удвоенной силой взялся за дело. Работая, он как всегда прислушивался к посторонним звукам. Пока все было в порядке. Только удары кирки и шорох осыпающегося бетона и земли. Почва под коллектором была слежавшаяся, но не слишком твердая. Он разрыхлил ее вглубь и, достав лопатку, откинул в сторону. Достав стальную спицу, вогнал ее в землю. Металл скрежетнул по камню. Сева вытащил спицу и воткнул ее рядом. Если камень, то большой. Он ткнул ниже и опять уперся в камень. Неужели сразу повезло наткнуться на старинную кладку? Он присел на корточки, закурил, но почти сразу отбросил сигарету. Нетерпение охватило его, он схватил лопатку и стал пробиваться вглубь. Через несколько минут он счастливо улыбнулся. Потемневшие от времени кирпичи, ровные, аккуратные швы. Да, это был "вылаз". Теперь предстояло взломать старинную кладку. Кувшинников передохнул минут пятнадцать, с чистой совестью достал грелку и от души приложился к резиновому горлышку. Закурив, он прикинул объем работы. Эх, сюда бы отбойный молоток! Тут вам не современная халтура, с уважением к мастерам пятнадцатого века и одновременно с досадой подумал Кувшинников. Такое понятие, как совесть, пять веков назад тоже существовало, но кроме того, за обман заказчика можно было и розог отведать. Могли и батогами погреть. К тому же итальянцы, если это их работа, лично следили за качеством кирпича и раствора. Чуть ли не каждый кирпичик проверяли.
Почему-то Кувшинникова охватила уверенность в успехе. Он помнил и любил это состояние - оно его редко подводило. Что-то словно толкало под руку, заставляло кровь быстрее бежать по жилам, забывать о времени и усталости. Так случилось и сейчас. Он равномерно, словно машина, долбил стену, инстинктивно находя слабые участки. Летела крошка, на зубах скрипела кирпичная пыль. Стало жарко, выпитый коньяк выходил потом, который ел глаза. Кувшинников скинул брезентовую куртку и, оставшись в майке, с удвоенной энергией набросился на стену.
Внезапно кирка провалилась в стену до основания. Кувшинников потерял равновесие, стукнулся каской о край коллектора, выдернул кирку и припал лицом к образовавшемуся отверстию. Жадно вдыхая идущий из отверстия воздух, он опасался почувствовать в нем присущие двадцатому веку запахи: машинного масла, пропитанных шпал, просто обманчивой влажной прохлады современных коммуникаций. Нет, воздух был тягучий, сухой, словно настоянный столетиями отсутствия человека. Кувшинников потерся щекой о шершавую стену. Есть! Я нашел, я сам, один! Постепенно успокаиваясь, он присел на кучку земли и бетона и взглянул на часы. Шесть тридцать утра. Возбуждение постепенно проходило, и он ощутил подкравшуюся усталость: заныла поясница, чуть подрагивали сведенные напряжением последних минут пальцы. Как всегда, у него был с собой бензедрин, но "колеса" лучше сэкономить. Если работать в прежнем темпе, часам к восьми он расширит отверстие настолько, что сможет обследовать "вылаз". У Севы было твердое правило: если не можешь скрыть следы разработки - заверши начатое. Следуя этому правилу, Кувшинникову приходилось проводить под землей по два-три дня. Он снял со стены рюкзак и проверил запасы. На сутки должно хватить. "Девятку" он поставил в неприметном переулке, внимания она не привлечет. К тому же, если выбираться наверх при дневном свете, можно нарваться на милицию или просто на любознательного дворника. На этот случай имелось удостоверение сотрудника "Мосводоканала", но лучше не рисковать. Нет, бросать работу нельзя. Вытерев ладони о штаны, он вскрыл плитку шоколада и налил кофе.
