Николай Огнев - Крушение антенны
Повернулся лицом к деревне, и тотчас же встала в глазах распаренная беленая маска с приплюснутым носом.
- Врыссссь! - взвыла метель и концами косм захлестала по лицу.
- Куда ж итти-то? В колонию... аль опять в деревню? А, к ляду. К ним с добром, а они с дубьем. К ним с культурой, а они с самогоном. И та, вспомнил опять про Агнию, - тоже... хороша. Не любит ни черта, а тоже: са-гласна. Баба, баба и есть. От нее самая главная гнусь и идет: семья.
Долго бродил по перелеску - между деревней и колонией; к утру решительно пошел на дачу. Собрал вещи, связал. Вышел наружу - утро голубело, обещало быть ясным, светлым. Глянул вверх, выругался скверно, дико, злобно: антенны снова не было на месте.
Подошел ближе - антенна вместе с верхушкой сосны висела перекладиной вниз; проволока провисла, осела. Сходил за топором, скинул шинель, полез на сосну; обрубил дерево, антенна рухнула вниз, что-то треснуло, дзенькнуло об мерзлый снег.
Спустился, осмотрел - лопнуло стеклянное кольцо на мачте; другое уцелело. - А чорт с ним, сойдет и так! - Выбрал другую сосну, рядом. Слазил на нее, вернулся за мачтой; обмотался проволокой, потащил мачту кверху. Долго не давалась мачта - сучья мешали. Яростно принялся охаживать их топором. Втащил, наконец, мачту, пригладил к верхушке кое-как. Проволока натянулась - почти, как была.
Слез, облегченно вздохнул, оделся, забрал вещи, написал на старом конверте:
- Прощайте, чорт с вами со всеми, ухожу, как лев толстой, в питере пишут завод открылся. Стремоухов Иван Петров чорт.
Пришпилил конверт старым гвоздем к парадной двери, пошел на станцию. По дороге обернулся - антенна высилась почти как раньше. Бодро зашагал старинной мужицкой походкой - всегда мужики ходят так за сохой, вдавливая ноги по-очереди в землю.
Через десять минут в баню обливаться побежали Сережка и Коля Черный; бежали вприпрыжку, в накинутых прямо на нижнее белье арестантских каких-то бушлатах. Сережка остановился и ткнул пальцем вверх.
- Коля, глянь-кось! Чтой-то с антенной.
- И верно, кривая какая-то! Опять кто-то начудил.
В бане, фыркая и кривляясь, облились водой с ледышками. Дома, не шумя, - не полагается будить других до звонка, - оделись, вышли наружу.
- Ты, что ль, Коля, слазаешь?
- Нук что ж.
Полез, хватаясь голыми пальцами за сучья. Хорошо - фррр! - лазать морозным утром по деревьям. В небе голубела еще далекая весна, зимняя заря матово стелилась по снегам.
- Эй, Сережкаааа!..
- Чтооо?
- Какой шут тут хозяйничааал?.. Дерево-то, ведь, не то...
- Кааак не то? И верно не то.
- Одного изолятора нееет...
- А гдееее ж он?
- А шууут его знааа-ет...
Коля слез с дерева:
- Проволока запутана, изоляция неполная, чудеса в решете, да и только.
- Что ж, давай чинить.
- Успеем до чаю-то?
- Мы, да не успеем? Эх, ты!..
- А изолятор?
- Башка! Ведь, можно не кольцо и даже не стекло! А хочешь стеклянный, битых стекляшек навяжем.
- И верно! Да тут хоть все черти соединись и пакости, - все одно вгвоздим антенну... Ты у меня, Сережка, ум-наааай.
- Главное дело, Шкраб не узнает и злиться не будет.
- Давай.
- Понес.
И - на Колиных плечах, - рысью, рысью, рысью, - Сережка торжественно в'ехал в дом.
Март 1923 г.