No Name - Журнал "Млечный Путь" №02 2012 г.
— Ее выпускали погулять в саду, благо погода хорошая, — рассказывала Либби. — И вот вчера она вылетела из сада, как сумасшедшая… тьфу ты, она же и есть… и вопила какие-то страсти… будто бы за ней гонятся призраки и хотят выпить у нее душу. Ее ловили, но знаешь, эти психованные такие ловкие бывают, из рук выворачиваются. И когда ее догнали, она упала замертво.
— Где?
— На втором этаже, у главной лестницы. Мы же там проходили, ты должна помнить.
— А зачем вас-то вызвали? Ведь и твое, и доктора Штейнберга дежурства уже закончились?
— Это да, но проф рвал и метал. Он решил, что мадам каким-то образом добралась до лекарств с дурью, они у нас есть, конечно, только под замком, — ну и разговелась после поста, вот все безобразие и случилось.
— Логично. Это самое разумное объяснение.
— Вот он и вызвал всех — трясти, чей недосмотр. Опять же, она кричала, психи переполошились, все сестры и санитары должны были при деле быть. Только знаешь? Из аптеки ничего не пропало. И хоть вскрытия не делали — без разрешения мужа нельзя, — не похоже, чтоб она отравилась.
— Отчего ж она умерла?
— Паралич сердца.
— А причина?
— Ролли говорит…
— Какой еще Ролли?
— Ну, доктор Штейнберг, его Роальд зовут… Короче, он говорит, что организм больной был заметно истощен: сначала злоупотреблением наркотическими веществами, а потом их отсутствием. В таком состоянии сильное потрясение может вызвать сердечный приступ. Только неизвестно, поведется ли на это господин Ламорис. Слушай, что за кислятину ты пьешь? Уж лучше бы пиво…
Причина смерти та же, что и Бекке, думала я, пока Либби приканчивала остатки вина. Муж-пароходчик, может, в глубине души и рад избавиться от жены — психопатки и наркоманки, но вполне способен возбудить судебное дело против профессора. Тут пришить можно что угодно: от недобросовестного лечения до убийства. Тем более что усопшая была молодой женщиной, на смерть от естественных причин списать будет затруднительно.
— В общем, все сейчас издергались, если что, клинику и прикрыть могут, а никому неохота, место-то приличное… вот я и сказала Ролли, что у тебя вроде как есть кто-то в полиции.
— С чего ты взяла?
— Ну, уж совсем за дуру меня не держи, а? Больно много ты иногда знаешь.
— Эх, Либби, кто тебя за язык тянул…
— И вот, он надеется, что ты нам поможешь.
— Угу. — И почему мне приходится быть такой доброй-бескорыстной? — А вы взамен предоставите мне необходимые сведения. Ты, к примеру, принесла, что я просила?
— Думаешь, забыла? А вот и нет.
Она выложила на стол пару листов бумаги, исписанных крупным ученическим почерком. В школе Либби всегда хвалили за то, что она так разборчиво пишет, а меня — наоборот.
Список персонала клиники и список пациентов.
Ну, для начала посмотрим чисто количественно. В клинике пять врачей, включая самого профессора, восемь сестер милосердия, шесть санитаров, три уборщицы, два охранника. И на данный момент — шестнадцать пациентов мужеска и женска полу.
— Прачечная у вас своя?
— Нет, мы стирку на сторону отдаем. Иначе бы я вписала прачку.
— Ладно. Транспорт, как я понимаю, тоже наемный.
— У профа есть свой выезд. При доме. А вообще, если нужно, нанимаем.
— Два охранника — это без ночного сторожа?
— Нет, вместе с ним.
— Все равно народу получается изрядно. И твой Ролли сказал, что они проверили всех. Не смешите мои пантуфли. Для того чтобы разобраться, кто у вас там пакостит, надо или обстоятельно проверять каждого, используя полицейские данные, или располагать какими-то особыми возможностями. Потому что, по правде, это мог быть кто угодно, кроме тебя — потому что безобразия начались до твоего прихода. Хоть сторож… а что, — я оживилась, — ему-то как раз было очень легко перепугать больных. Он ведь у входа дежурит, так? Заступает вечером. Мог незаметно пройти в коридор, когда там был Бекке, или в сад, где гуляла мадам Ламорис.
— Да зачем же Патрику это делать?
— Мало ли. Жалованье низкое, или кто-то из врачей нахамил… заметь, я не настаиваю, что это был он. Я просто хочу сказать, что профессор недостаточно тщательно проверял своих людей.
— Что же, так доктору и передать?
Либби, несомненно, была разочарована.
— И это тоже. Скажи ему — если Ламорис обратится в полицию, я постараюсь выяснить, что там делается. Хотя разумеется, повлиять на ход следствия я не могу.
— И что ты с этого будешь иметь?
— Вот когда у тебя или у доктора, или у вас обоих будет ночное дежурство, позовете меня. Поищем злоумышленников, как в прошлый раз собирались. Зайдешь за мной или оставишь записку у дядюшки Якоба.
На том и порешили. Честно говоря, я не вполне знала, что предпринять. Разумеется, я собиралась сделать из этого статью, когда основательно разберусь в происходящем. Тема мошенничества в клинике вполне мне подходила. Но если там происходят убийства? Я, понимаете ли, считаю, что в таких случаях нужно предоставить дело профессионалам.
Если, конечно, это убийства.
И если полиция решит заняться этим делом.
А я, между прочим, еще не все книжки из библиотеки изучила. Успела прочитать только опус про виконтессу-мученицу. Наилучшее средство от бессонницы. Такие книжки надо вместо лауданума прописывать. Остались, стало быть, еще памфлеты. Хотя что они могут дать? Как будто я образцов подобной литературы не читала. Да собратья порой такое гонят! Но, по правде, наличие цензуры, от которой многие журналисты так стонут, в некоторых отношениях укротило обличительный пыл. То, что раньше шло за обличение пороков прогнившей аристократии, теперь попадает под статью «порнография».
В одной из брошюрок этим катком по Кларе-Виктрикс и проехались, клеймя порочные оргии, которые она якобы закатывала в своем особняке. Главной приманкой памфлета было описание подробностей оргий. Ну, может, она их и закатывала («в то время, как народ голодает!»), но к нашей истории оно вроде никак не пристегивается. А вот другой памфлет оказался поинтереснее. Здесь виконтесса обличалась не столько в «противоестественных пороках» (хотя «постыдные оргии, сопутствующие колдовским шабашам», поминались), а в занятиях некромантией. Это, между прочим, могло способствовать распространению мрачных слухов об особняке. Некромантия — это ведь вызывание мертвых, да? Кстати, я знаю немало людей — от университетских профессоров до дамочек из общества, — кои увлекаются спиритизмом. Одни публично вызывают духов усопших, другие на это таращатся и выкладывают денежки. Однако никто их колдунами-ведьмами за это не клеймит. Это прогресс или наоборот? Ну ладно, сие вопрос риторический, а вот у Клары-Виктрикс вроде все обстояло серьезно. Анонимный автор смачно расписывал, как злобный карнионский маг Фамира с помощью черного зеркала (где-то я уже про такое зеркало читала, только не помню где), взывал к темным силам, и из-за пределов нашего мира выходили жадные тени, что рыскали вокруг, жаждая жертв (а народ голодает, да), таясь во мраке и выжидая, когда опустится тьма… Черт. Автор этой фигни явно получил классической образование. «Одиссея»! Там тоже теням, чтоб заговорить, нужно было напитаться кровью.
