Тимур Литовченко - Казнь через помилование, или Фантом
Тысяча сто десять человек уже заняли уготованные им места. Все они согласны со смертным приговором, слова которого сейчас монотонно льются из динамиков, заполняют чашу стадиона, закручиваются обратной воронкой и возносятся в поднебесье, словно стремясь утащить за собой души осужденных, которые, Бог знает как, всё ещё удерживаются в телах. Своё согласие с приговором все высказали ещё в зале суда. Каждый. Один лишь я протестовал против жизни, но мой протест был отклонён... А приговорённые к казни, а не к жизни, не протестовали! Хотя мощные легионеры только что тащили некоторых под подмышки. Но это не потому, что экс-агенты оказывали сопротивление. Просто у них не осталось сил, чтобы идти. Ноги подкашивались.
И сейчас я вижу, что во-о-он тот молоденький юноша из рядовых агентов едва стоит. Кажется, ещё миг, и он раньше времени упадёт со скамьи и забьётся в петле. Так бы уже и произошло, если б не специальный подколенник, который удерживал ноги ровными. Помню, в зале заседаний юноша тихонько плакал, а его старенькие родители просто рыдали! Он у них был единственным сыном, утехой и опорой в старости. Как раз боясь нанести отцу и матери моральную травму, юноша решил выжить любой ценой. Оттого и стал предателем. На суде я не выдержал и попросил, чтобы меня казнили хотя бы вместо него.
"Преступление индивидуально. Ответственность перед Господом каждый человек также несёт индивидуально. Следовательно, смертная казнь кого-либо вместо другого есть бессмыслица".
Такой была рекомендация неуступчивого Морализатора.
Господи! Боже мой! Отец, Сын и Дух Святой! Так что же это происходит?! Зачем нам нужен Морализатор, о какой вообще морали, о какой справедливости может идти речь, если вследствие войны люди вновь начали убивать и сейчас продолжают делать это?! Значит, в итоге двести пятьдесят бескровных лет прошли для человечества зря, и неизвестно, в какие ещё бездны дремучих инстинктов мы ныряем, в которую трясину проваливаемся... Опомнитесь, люди!!!
К чему после зачитывания приговора метроном отсчитывает последнюю минуту жизни осужденным: чего ради эти дополнительные пытки?..
Вот и конец! Упали складные скамьи, и целая тысяча заплясала в воздухе в ужасном танце смерти. Чего ради?! Почему?! Что ж это за Морализатор такой, насколько морален этот компьютер со своей проклятой программой милосердия, составленной согласно Божественным библейским законам, если он безжалостно приговорил людей к самому непереносимому виду казни - к повешению?!
Ах, забота о зрителях... Ах, слишком много крови будет, если всем осуждённым, рядовым и командирам отрубить головы и слишком невыносимый смрад, если их сжечь тем или иным способом... Но ведь повешенные умирают не сразу, а как минимум на протяжении минуты или даже по несколько минут.
А впрочем, какая разница, сотню человек ты убил или десять тысяч. Ты стал убийцей, вот и всё! Итак, на виселице или на гильотине, а всё равно необходимо заслужить в глазах соплеменников прощение греха предательства следовательно, нужно умереть.
Ну, наконец-то! Последний перестал дёргаться... Как, опять минутный отсчёт?! И вот блеснув на ослепительном солнце, со свистом падают ножи ста гильотин, и сто отрубленных голов "десятников" летят в корзинки.
На западной трибуне кто-то голосит. Наверное, жена, которая только что сделалась вдовой.
Новая минута отсчёта - и я уже не могу видеть, как от разрядов пятидесятикиловольтного тока скрючиваются и обугливаются тела десяти "сотников". В самом деле, если бы так казнили рядовых агентов, было бы многовато горелого. Только вот интересный вопрос: может, лучше было бы вообще никого не казнить? Может, хватило бы с человечества жертв, понесенных во время войны?..
Мне бы следовало сидеть напротив, с северной стороны. Солнце слепило бы глаза, и я бы не смог вообще ничего разглядеть... А может, это тоже часть наказания жизнью, изобретенного неутомимым Морализатором? Я не могу оторвать взгляда от пустого кресла, над которым нависает консоль с небольшим плазмогенератором.
Так как в этом кресле по всем правилам должен был сидеть
я сам!
Последний раз процокала минута отсчёта, после этого мгновенно сверкнула ослепительная вспышка - и пустое чёрное кресло исчезает, превращается в прах.
Вот так должен был бесследно исчезнуть, развеяться пеплом и пылью главный коллаборационист, которой, к сожалению, остался жить дальше.
Кстати, почему сверхморальный Морализатор не порекомендовал совсем отменить процедуру сожжения пустого кресла? Это же чистая символика! Или меня таки казнили - но чисто символически? В самом ли деле никто, ни один человек не пожелал вмешиваться в ход составленной компьютером программы казни, лишь бы не запятнать собственную хрустально-чистую человеческую душу?..
Ясное дело: вмешательство человека субъективное, Морализатор же как Бог - объективен. И он - машина, следовательно, безгрешен...
Погодите, а не является ли наш хвалёный Морализатор новым идолом? "Не делай себе кумира..."
Тяжела десница Твоя, Господи! Но и лёгок Твой крест. Только где рука, а где ноша? Как различить их?..
- Подождите, Валявский!
Где это я?!
Эге, оказывается, возле дома. Любопытно, как и когда я оставил стадион? Смертная казнь кончилась, огромная чаша опустела, и я пошёл прочь. А это?..
Взгляд!!!
Господи, одна и та же женщина! Одна и та же!!! Которая ранила меня кухонным ножом перед помещением суда!
- Подождите, Валявский. Я...
- Что вам нужно?
Куда, однако, девалась убийственная сила её взгляда? Осталась только грусть... и ещё что-то, чего я пока не понимаю.
- Знаете, я решила... Я не знала тогда, перед судом, что вы и своих убили. Причем сознательно, ради всех остальных. Это так... возвышенно...
- Да что вы такое несёте?! - моему раздражению нет границ. Господи, прости и помилуй меня и эту глупую... Аллилуйя! Благодарю, что простил, Ты воистину благой и милосердны!
- Нет, правда. Жертва всегда возвеличивает. И... я долго думала, колебалась... Простите меня. За нож. Я долго молилась, чтобы вы меня простили, как простил это покушение и Бог.
- Лучше бы вы не промахнулись, тогда бы я не мучился. Впрочем, я нисколько не сержусь на вас... Всего наилучшего.
Несмотря на жару, я зябко ёжусь, поднимаю ворот рубашки и спешу домой.
- Слава Богу, что не сердитесь. И благодарю за прощение. Только относительно "не промахнуться" вы неправы. Врачи вас все равно бы выходили.
Я на миг останавливаюсь. Ведь она права! Не на меня одно совершали покушение...
- И знаете что, Демин...
С чего бы это ей переходить на имя вместо фамилии?!
- Вы такой одинокий, неприкаянный... Во время этой войны мы оба потеряли всех близких. И вы, и я. И вот я подумала... Я долго думала, Демин... Это не мгновенное, а очень взвешенное решение... - она дрожит, краснеет и бледнеет попеременно. - Горе так сближает...
