Теодор Старджон - Рассказы
А потом я услышал, как кто-то хнычет. Звук доносился издалека. Он казался странно назойливым. И лампочки выглядели необычно. Они как будто слегка мерцали, но, если посмотреть на них прямо, все было как всегда. Мне это не нравилось. Начинала кружиться голова.
Я поднялся и выглянул в коридор. Вроде бы никого. Но совсем рядом со мной тонкий голос произнес:
— Вирджиния у вас?
Я отпрыгнул. Конечно, это обезьяна. Он уже засовывал голову в мою каюту.
— Какого черта! — содрогаясь от отвращения, крикнул я в ответ, но, едва я отвернулся, он засунулся-таки в каюту.
Я прошел в кают-компанию, включил чайник и приготовил себе кофе, когда вода вскипела. Откуда-то из коридора послышался тоскливый шепот, а затем негодующий голос Поттера:
— Здесь? Тебе что, непонятно, что мне нравятся женщины?
Через минуту он уже вошел в кают-компанию, волоча ноги, и тоже налил себе кофе.
— Палмер, сколько времени? Я пожал плечами, взглянул на часы, но ничего не понял.
— Господи, — сказал Поттер, громко шмыгая носом. — Я какой-то развинченный. У меня звенит в ушах. И перед глазами все пляшет.
Я внимательно посмотрел на него, желая запомнить, какое может быть выражение лица у человека, который все явления природы охотно приписывает своей особе.
— Все пляшет перед глазами не у тебя, а у нас. И в ушах у нас шумит. Я назвал бы это подвыванием. Поттер заметно повеселел.
— Значит, ты тоже слышишь. Что же все-таки происходит?
Я глотнул кофе и опять глянул на часы.
— А что с часами?
Поттер искривил шею, чтобы посмотреть.
— Этого не может быть. Не может быть. Вошел умытый и сияющий Донато.
— Доброе утро, Палмер, доброе утро, Поттер. Знаете, я гадал, кто из нас первым нарушит обет целомудрия, а теперь я знаю наверняка.
Он кивнул назад и закашлялся. Мы глянули ему за спину. Обезьяна переминался с ноги на ногу возле каюты Ингленда.
— Не твое это дело, Дон, — сказал я.
— Да-да, конечно, — дружелюбно согласился он. — Ты совершенно прав, дружище.
Едва он договорил, как дверь Ингленда распахнулась, ракетчик увидел сшивающегося рядом с ней Нильса Блюма и взвизгнул.
— Тебе у меня нечего делать, мартышка, — проворчал он и прошел мимо чернорабочего, не повернув головы.
Мы на него не смотрели. Мы наблюдали за Блюмом, который шмыгнул в каюту Ингленда, тут же показался на пороге, сделал шаг в нашу сторону и остановился, опустив голову набок.
— Где завтрак? Я хочу есть, — объявил Ингленд. — Сколько времени?
— Часы взбесились, — объяснил Поттер и почему-то расхохотался. Мы все удивленно посмотрели на него. — Значит, и не он, — пояснил Поттер, кивая на Ингленда.
— Ты только что предложил Дону не лезть не в свои дела, — съязвил я.
Догадывался ли он, что я поддеваю его только из-за его привычки ковырять в носу?
— Да что у нас тут задела? — возмутился Ингленд. Донато покосился на несчастного уродца, топтавшегося у двери кают-компании.
— Неожиданный он человек, — заметил я.
— Да кто? Шкипер? Что он еще выкинул? — допытывался Ингленд.
— Судя по всему, Вирджиния пропала, — объяснил Донато.
Услышав произнесенное имя, Блюм подбежал к двери и остановился, искательно заглядывая нам в глаза.
— Низкое положение обязывает, — хмыкнул Поттер.
Ингленд смачно высморкался и посмотрел на часы.
— Так что там с часами?
— С ними все в порядке.
Мы резко повернулись, так как вошел капитан. Что-то в нем было необычное; манера ли держать подбородок, тяжелый ли взгляд — в общем, появилось в нем нечто такое, чего мы не замечали раньше. А может быть, сегодня утром это в нем уже было? (А сегодня ли утром? Часы-то взбесились!) Я посмотрел через плечо капитана через весь коридор. Там никого не было.
— Сэр? — заискивающе прошептал обезьяна.
— Что-то случилось со светом, — осмелился вмешаться Донато.
— Все в порядке, — отрубил капитан. Он подошел к наблюдательному экрану и включил его, затем ввел шифр и отступил на полшага. Все мы сгрудились вокруг экрана, на котором мерцали тысячи алмазов, составляющих гигантскую цепь, а ниже — непроницаемая чернота.
— Сейчас я вам кое-что продемонстрирую, — сказал капитан и повернул какую-то рукоять на приборной доске.
На экране возник крупный план.
— Вам известно, что это такое? Перед нами был сияющий золотом шар. О его диаметре мы не могли даже гадать. Ингленд за моей спиной ахнул.
— Я это уже видел. На снимках. Это же мозговой центр Барьера — планетоид!
— Он так близко?
— Лишь потому, что Барьер представляет собой сферу, — опять заговорил капитан, — все считают, что центр управления должен располагаться в ее центре. А это не так. А он здесь, на краю, и да поможет Господь тому, кто сгоряча попробует добраться до центра, чтобы сразиться с ним.
— Сэр… — прошептал кто-то чуть слышно.
— Смотрите дальше, — сказал капитан и вновь потянул на себя рукоятку.
Точка обзора стала стремительно удаляться от золотистой сферы, и планетоид очень быстро превратился в едва заметное светящееся пятнышко. И вдруг на экране появилось огромное нечто обтекаемой формы, с плоской крышей…
— Это же стручок! Наш стручок! — воскликнул Ингленд.
Кстати, стручком мы называли отделяемый модуль, в точности повторявший форму нашего корабля.
Капитан опять отступил на шаг. Глаза его горели. Он крепко сжал руки, переплетя пальцы, и по всему было видно, что его безумная радость только и ждет подходящего случая, чтобы вырваться наружу. Мы переводили взгляд с него на экран и обратно. Задыхаясь, капитан шептал:
— Давай! Давай же!..
— Сэр…
— Заткнись, мартышка!
— Так ведь стручок внутри Барьера! — прошептал кто-то. Кажется, я.
— Эй, эй, смотрите!
«Оно» походило на серебристую вязальную спицу. Оно медленно поворачивалось вокруг центра и приближалось тем временем к стручку, прошло мимо на близком расстоянии и пропало с экрана.
— Это ракета, причем из самых крупных. Боже, что произошло?
— Барьера нет. — Слова капитана прозвучали так, как будто он был не в силах больше сдерживаться. — Видите, он лопнул! Его нет, и все ракеты мертвы.
— Сэр, то есть… кэп… Я не могу найти Вирджинию. Где Вирджиния, кэп?
— Прямо перед тобой, Блюм. Ты смотришь на нее, — ответил капитан, не отрывая взгляда от экрана.
Вдруг что-то набросилось на нас и принялось молотить по спинам изо всех сил. На несколько секунд кают-компания наполнилась воплями и стонами, а потом наша чернорабочая обезьяна растолкала всех нас и впилась глазами в экран, обхватив его руками с обеих сторон. Он как будто в одночасье вырос на полголовы, на его волосатых руках выступили жилы, которых я раньше не замечал, а лохматая голова напоминала львиную.
