Валерий Язвицкий - Путешествие на Луну и на Марс
Оглянулись назад, а из леса со всех сторон марсияне, как саранча, высыпали и за ними шпарят. Тут Гура приналег на ноги, а Ершов ругается.
— Стой ты, — кричит, — глазомером расчет делай, а то мимо проскочим.
Но было уж поздно — оторвался Гура от земли и потянул за собой приятеля. Так и вышло — сажен на пятьдесят позади воздушного корабля плюхнулись.
— Скорей, скорей, — кричит Гура, — они упредят нас и машину отымут!
Ершов же, бледный от досады, шипит:
— Посмей только пальцем шевельнуть, одного здесь брошу.
Замер Гура, как тряпка размяк, а Ершов сцапал его за шиворот, глазомером пристрелялся и прыг. Ровно у самой дверки очутились. Втолкнул он Гуру, сам вскочил, и только захлопнуть дверку успел и винты винтить начал, как марсияне снаружи вокруг стен зацарапались.
— Теперь не влезут, — самодовольно произнес Гура и козырем подошел к окну, — а что, Саша, стекло выдержит?
— Посмотрим, что у них есть, — ответил Ершов, подходя к Гуре.
В это время марсияне сплошным кольцом окружили небесный корабль, но никакой враждебности не обнаруживали. Два смельчака приблизились к окну, и один из них с размаху хватился лбом и носом по стеклу и, отскочив, уцепился руками за голову.
— Они не имеют понятия о стекле, — сказал Ершов сквозь смех.
Но в это время двое еще, видя, что товарищ их пострадал, и вообразив, что ему нанесли вред наши приятели, бросились на них с яростью. Они еще больней ушиблись о толстое, но прозрачное, как воздух, стекло.
Хохочут приятели, за бока держатся, но замечают, что дело заваривается серьезное. Появились марсияне с палками и каменьями.
— Это, верно, войска у них, — говорит Ершов, — теперь гляди в оба, чтобы стекло не повредили. Я отойду вправо, у самого винта стану, а ты влево. Нам и будет все видать. Чуть чего, мы чугунной доской задвинемся…
Распределились так у окна и видят, что вооруженные толпу в сторону оттеснили, образовав цепь.
— Как есть у нас красные шапки, — проговорил Гура.
Тут они вдруг увидели, что марсияне нацеливаются камнями в них.
— Закрывай окно! — крикнул Гура, но чугунная плита уже мелькнула у него перед глазами.
— Не бойся, — сказал Ершов, когда окно было закрыто, — наш корабль и пушкой не прошибешь.
Но в это время камни с грохотом ударили в стенку, и скользнули вбок, слегка заставив дрогнуть небесный корабль.
Долго еще бросали марсияне каменья и палки в корабль, но наконец успокоились.
Тем временем, должно быть стало холодно, так как марсияне зажгли костры.
— Полетим назад, — запросил Гура, — они ночью прокрадутся к нам и аппарат наш испортят…
— Я и сам хочу, — отвечает Ершов сумрачно, — только вот пусть первые звездочки покажутся.
Наставил он трубу, как нужно по карте и по знакам разным, и стали приятели ночи ждать. Как только стемнело, сейчас же на экране, на полотне этом настенном, из трубы звездочка голубовато-зеленая обозначилась.
— Вот она, наша Земля, — сказал Ершов.
Гура совсем растрогался, даже слеза набежала.
— Эх ты, — говорит, — голубушка, кормилица наша.
Только было собрались полететь, как из лесу видят целое шествие к ним двигается. Опять марсияне идут, только безо всякого оружия.
— Винти, винти, — кричит Гура, — опять они лезут…
— А ты не ори зря, — остановил его Ершов, — видишь, это мирная делегация идет. Вон и цветы у них и всякая снедь, вроде как яблоки и ягоды разные…
…Появились марсияне с палками и каменьями…
Приятели подошли к окну небесного корабля. Марсияне приблизились шагов на двести и нерешительно остановились. Разглядев в окне Гуру и Ершова, они опять сделали шагов пять-десять и опять остановились. Передовые их при этом подошли еще шагов на десять ближе и стали прикладывать обе руки к вискам, будто обеими честь отдают, и потом обеими же руками по лицу проводить.
— Ишь, как коты умываются, — сказал Гура.
— Не умываются, — рассердился Ершов, — а это они нам мирные знаки делают. Я сейчас к ним выйду.
— Не ходи, пожалуйста, — взмолился Гура, — боюсь…
— Ладно, я в дверях постою…
Быстро Ершов отвинтил дверку и вышел. Марсияне еще больше «заумывались», а Ершов, догадавшись, тоже по-ихнему стал умываться. Тогда марсияне обрадовались, и пять из них с цветами и плодами в корзинах стали осторожно приближаться к Ершову.
Не успел Гура сообразить обстоятельства, как Ершов уже тряс руки двоим марсиянам, будто закадычным друзьям. Тут он набрался смелости и тоже к Ершову в двери вылез, а тот с марсиянами уже беседует.
Прислушался Гура к марсиянскому говору — шипят они да квакают, ну как есть лягушки на задних лапках стоят. Тут опять непонятное для Гуры произошло, как с письмом американского профессора, — слушает он чужой язык, а все понимает не хуже, чем по-русски.
— Уж не во сне ли я все это вижу? — подумал он, но его мысли перебил Ершов.
— Вот, — говорит, — ты боялся, а они ребята душевные. Это зря у нас до мордобоя дошло. Одно недоразумение…
Тут Ершов пригласил пятерых марсиян, что уполномочены были для переговоров. Гура засуетился, хозяином стал: консервы откупоривает, даже печенье где-то нашел и бутылочку на стол поставил.
Марсияне закусить закусили, только выпить отказались. У них нет того в обычае, чтобы водку употреблять. Все же и без выпивки разговоры шли очень дружные и безо всякого перерыва.
Ершов им все рассказал и про Землю и про путешествие на Луну. Землей они очень заинтересовались.
— Вот, говорят, — какие там, разумные существа живут, — а нам на мысль это не приходило. Видим мы это вашу Землю, вроде как звездочку малую, что зеленоватым светом горит, а больше ничего не знаем. Хорошо бы у вас побывать…
— Валяй с нами на Землю в Советскую Россию, — воодушевился Гура, — у нас там советская власть радушно всех принимает, ежели он не буржуй.
Марсияне замотали глазищами, так как про буржуев не поняли. Тут Ершов уж вдохновился, заломил шапку и айда им про Землю рассказывать.
Часа не прошло, как во всем вразумил их. Те, как наслушались, еще больше разгорелись на Землю лететь. «Даешь Землю», и только.
— Ладно, — говорит Ершов, — одного возьмем: выбирайте делегата. Рады бы и больше, да машина не подымет.
Обрадовались те, повыскакивали наружу, и тут же митинг у них начался. Народу привалило, конца края не видать. Один говорит, другие слушают, третьи небесный корабль осматривают. Шествия всякие устраивать стали с факелами — дело-то ночью было.
Словом, такое веселье и оживленье, как у нас, когда первое мая встречают. Одно только нехорошо: музыки у них нет и пения тоже никакого.
