Яна Дубинянская - Финал новогодней пьесы (фрагменты)
/.../
- ... Исполняются мечты, - ненавязчиво журчал негромкий голос Сона. Обычно это представляют себе так: вот человек заключил сделку, - он иронически усмехнулся, - с дьяволом... или с кем-нибудь еще, и все его фантазии начинают сбываться со скоростью автоматной очереди. Или же более плавно, почти естественно, одна за другой... Это детали, а суть одна и та же: у него рано или поздно не остается ни одной мечты. История с предсказуемо грустным концом: глубокая депрессия, полное душевное опустошение и смерть, чаще самоубийство. Без мечты человек не может. Я имею в виду, если всю жизнь до этого они у него были, мечты... Что очень важно, несбыточные мечты. Брассен недоуменно пожал плечами. - Что хорошего в несбыточных мечтах? - Ничего, - согласился Сон. - Но человек так устроен, что сживается с ними, привыкает, словно к сильному наркотику. Безнаказанно сломать эту зависимость невозможно. Он помолчал. Хорошая пауза, эффектная. Альберт Сон по-прежнему сидел на полу, теперь он перенес тяжесть тела на одну подобранную под себя ногу, а другая, согнутая в колене, выступала вперед, и с нее свободно свисала большая костистая рука. Кончики пальцев насквозь просвечивались красноватым огнем камина. Не хватает лишь рубинового перстня на пальце, подумала Лара, из последних сил принуждая себя воспринимать все это с ироническим скепсисом. Она перевела взгляд на Брассена - белокурый красавец уже подался вперед, широко раскрыв глаза и на полном серьезе приготовившись слушать продолжение. - С вами все произойдет совершенно иначе. Я долго думал... путь только один. Диссонанса в психике не будет, если начать с самого начала, с самой первой мечты. Человек, для которого с детства не существует ничего несбыточного, - сильный и счастливый человек. Новые мечты возникают у него естественно и органично, его ничуть не смущает, что они обязательно сбудутся. Я наложу такой фильтр на ваши судьбы в обратной перспективе... если вы согласитесь, конечно. - Но ведь это, - медленно выговорил Брассен, - это означает... совсем другую жизнь? Сон не стал спорить. - Жизнь, основанную на ваших о ней представлениях. Расхождения с оригиналом, так сказать, зависят от того, насколько вы счастливы теперь. Грубо говоря, все хорошее останется с вами, а плохое... Ну, я не предлагаю вам приторную идиллию. Будут и разочарования, и неприятности, и неисполнившиеся желания, как в любой нормальной человеческой жизни. Речь идет только о мечтах, - он улыбнулся. - В четыре года вы могли сколько угодно закатывать истерику на набережной - мама все равно не покупала вам третьего за день мороженого, и это обстоятельство не изменится. А вот велосипед, который с шести до двенадцати лет снился вам каждую ночь... - У меня был велосипед, - с легким вызовом бросила Лара. Улыбка пропала с лица Сона. - Меня не интересует, что вам снилось, - проговорил он неожиданно жестко. - И вы можете отказаться. Хотите - сейчас. А можно и после того, как попробуете. Ровно через неделю я гарантирую вам возвращение... в теперешнюю жизнь. - В это же самое место и время? - по-деловому поинтересовался Брассен. - А было бы неплохо? - драматург довольно зло усмехнулся. - Да нет, при чем тут место и время... Я с ними не работаю. Только мечты. Скрипнула дубовая спинка стула, качнувшегося под тяжестью навалившейся на нее широкой мужской груди. Лара взглянула на Брассена с почти настоящим сочувствием. Он верил. Верил каждому слову, произнесенному этим глуховатым, проникающим в душу голосом. Дурачок, если б ты действительно писал для "Древней башни" или хотя бы в "Обозрение", если б ты целый вечер потратил на бессмысленную расшифровку кассеты, наговоренной тем же обаятельным голосом и с той же обволакивающей убедительностью... Кстати! Есть гениальная идея. Если изощренный план чисто женской мести полетел, пора признаться, ко всем чертям, почему бы не отомстить господину Альберту Сону в лучших традициях одной из древнейших свободных профессий? Если получится. А почему бы и нет? Лара поставила на пол кофейную чашку и громко спросила: - У меня не размазалась помада? Брассен даже вздрогнул от неожиданности, а Сон с театральной беспомощностью развел руками. Разумеется, вы мужчины и ничего в этом не понимаете. Лара вздохнула, открыла сумочку, вынула круглое зеркальце и придирчиво изучила вишневый контур четко очерченных губ. Защелкивать сумочку назад она не стала, так и оставила распахнутой на коленях. Не такой уж он мощный, наш старый верный диктофон... Потом отыскала взглядом прищуренные серые глаза драматурга и громко спросила в упор: - Скажите, Сон, а вам зачем все это надо? Он приподнял домиком брови. - Мне? - Вам. Драматург встал. Потянулся, хрустнув сцепленными замком пальцами. И вдруг заходил по комнате широкими размашистыми шагами. Неторопливо пересек ее по диагонали - от камина к цепочке стульев, постоял у дальней стены, так же неспешно вернулся обратно. Легонько поскрипывали в такт шагам половицы древнего паркета. Зубы Лары медленно впивались изнутри в нижнюю губу. Он словно издевался. Как будто не только знал о диктофоне в сумочке, но и довольно четко представлял себе радиус его работы. Совсем маленький, несерьезный радиус. Даже если встать вот тут, слева, у каминного изразца, то, учитывая два с лишним метра моего роста, ваша машинка ничего не запишет, не так ли? Я так и думал, госпожа Шторм... то есть Штиль. Спокойно, как ни в чем не бывало, он произнес: - Хорошо, я вам отвечу. Скрипнул стул под напрягшимся Брассеном. Этот звук непременно запишется на пленку. Даже более чем отчетливо. Ну и наплевать! Выключить диктофон к чертям собачьим, чтобы не позориться, и пусть Сон будет доволен. Только не сейчас, когда в тишине уютно потрескивают огненные язычки. Такого удовольствия, как громкий звук отжимаемой кнопки, я ему не доставлю. Пускай начнет говорить. И Альберт Сон начал говорить. Но за секунду до этого неуловимым кошачьим движением он переместился на краешек свободного стула напротив Лары и всем корпусом наклонился вперед, так что задняя пара дубовых ножек оторвалась от пола. А шевелящиеся губы оказались почти что в полуметре от раскрытой сумочки. - Дело в том, что я пишу... то есть мы - Сведен, я и Фальски - не так давно написали пьесу, это будет новогодняя премьера Театра на Проспекте. "Жизнь и мечта", вы знаете, мы говорили о ней на пресс-конференции. Эта пьеса - далеко не самое сильное наше произведение. Возможно... я высказываю свое мнение, Джо и Фил могут со мной не согласиться... Словом, откровенно слабая пьеса. Хлипкая, бездоказательная сказка. На Новый год, учитывая средства, затраченные на рекламу, она пойдет и, может, будет иметь какой-никакой успех. Но после, когда зрители оправятся от новогодней эйфории, спектакль скорее всего снимут. Так вот, чтобы этого не случилось... Лара снова кусала изнутри губы - чтобы не расхохотаться, не взвизгнуть от восторга или хотя бы не расплыться в глупой блаженной улыбке. Браво, Альберт Сон! Такие заявления из ваших уст будут пикантной неожиданностью для читателей "Обозрения". А может... Действительно, ну его к черту, это "Обозрение", с Рокси, Вероникой и Стариком вместе взятыми! С настолько сногсшибательным материалом вполне реально предложить себя в какую-нибудь лучше финансируемую и менее прогнившую изнутри контору. Почему бы не совместить приятное с полезным? Браво, Сон! Продолжайте. - Есть немало технологий подогревания интереса публики к провальным пьесам. Например: появление в центре общественного внимания реальных прототипов персонажей вещи. Через пару недель после премьеры в центральных журналах - таких, как "Люкс" или "Древняя башня", - появится интервью с человеком, все мечты которого регулярно сбываются. С неким Франсисом Брассеном, например. Во врезке, да и несколько раз в самом интервью корреспондент ненавязчиво вспомнит, что история господина Брассена послужила толчком к написанию нашумевшей пьесы Сведена, Сона и Фальски "Жизнь и мечта". Тем, кто до сих пор не видел спектакля, станет стыдно перед знакомыми. Или же попросту любопытно. И пьеса будет идти, так как привлечет все новых и новых зрителей. Вот зачем это нужно мне. То есть нам. Узловатые пальцы Сона копошились в нижней половине его лица, касаясь крыльев носа и перекрывая губы. Врет, скучно подумала Лара. Мог бы удосужиться прочитать хоть одну книжку по практической психологии и языку жестов, все-таки драматург, пригодится... Врет и даже не в состоянии этого скрыть. Стоп. Так что же, получается, раньше он говорил правду? Да нет, что за ерунда. - Я ответил на ваш вопрос, Лара? Закончить на этом? Или подбить его еще на пару-тройку столь же абсудных откровений? Она откинулась в кресле и скрестила руки на груди. Око за око. Кассету за кассету. Вы наговорите мне на целую полосу, господин Сон. - Допустим. Но не слишком ли много усилий? Почему бы просто не заплатить какому-нибудь брассену, - так потом и напишем, с маленькой буквы, заплатить за то, чтобы он дал такое интервью? Брассен дернулся, чуть не сломав спинку стула. - Я не... Как будто кто-то его спрашивал. - Ну, серьезные дела так не делаются, - Альберт Сон улыбнулся, на секунду убрав руку ото рта. - Да и теперешняя жизнь Франсиса не очень-то отвечает сюжету нашей пьесы. - А после... будет полностью отвечать? - Разумеется. В его голосе прозвучали жесткие нотки, такие неожиданные на фоне обаятельной улыбки. Как и тогда, после реплики Лары про велосипед. Из соседней комнаты донеслось что-то похожее на телефонный звонок, но Сон не обратил на него внимания. Он встал, нагнулся и принялся собирать кофейные принадлежности, недвусмысленно намекая, что разговор окончен. Ну нет, это вы так думаете. Кое-что еще вы должны мне сказать, иначе материал останется без самой вкусной изюминки. - Господин Сон, - Лара встала и сделала шаг с раскрытой сумочкой в руках, приближаясь к нему на диктофонное расстояние, - а если этот самый прототип... некто брассен... откроет журналистам, что это вы исполнили его мечты? Драматург прищурился. Руки его были заняты блюдцами и чашками с кофейной гущей. - А он не будет об этом помнить. И вы тоже, Лара. Вы будете искренне считать, что ваша жизнь всегда была именно такой, с исполняющимися мечтами. Вы, скорее всего, вообще забудете нашу встречу. Впрочем, ровно через неделю я вам о ней напомню, и вы сможете отказаться. Если не откажетесь уже сейчас. Лара поморщилась. Слишком уж часто он повторял эти слова. Словно старался внушить, вдолбить в сознание: откажись, пока не поздно. Пока я не сел в глубокую лужу со своей сказочкой о сбывающихся мечтах. Не надейтесь, Альберт Сон. Я не откажусь. Она широко улыбнулась и хотела было защелкнуть сумочку... Нет, еще чуть-чуть. - Последний вопрос. Сон - это ваша настоящая фамилия? Он пожал плечами. - Разумеется, настоящая. И зачем-то повторил, словно представлялся кому-то: - Сон.
