Филип Дик - Небесное око
Гамильтон раздраженно ответил:
– О своих делах. А что?
– Ну, милый!.. – остановила его Марша.
Отбросив дипломатию, Джек уставился на мисс Рейсс и спросил в упор:
– Вы что, всегда такая? Шныряете, суетесь в чужие дела?
Суровое лицо женщины не дрогнуло.
– Приходится быть осторожной, – пояснила она. – Сегодняшний несчастный случай лишнее тому подтверждение. Меня везде подстерегают всевозможные опасности…
Она тут же поправила себя:
– Следовало бы сказать – так называемый несчастный случай!
– Подстерегают именно вас? – заинтересовался Джек.
Мисс Рейсс не ответила, она вперила взгляд в Прыг-Балду.
Растрепанный котище закончил ужин и теперь искал, у кого бы устроиться на коленях.
– Что с ним? – испуганно спросила мисс Рейсс. – Почему он так смотрит на меня?
– Все очень просто, – стала успокаивать ее Марша. – Вы ведь сидите. А он хочет запрыгнуть к вам и подремать.
Приподнявшись над стулом, мисс Рейсс напустилась на бедного Балду:
– Не подходи! Не прикасайся своими грязными лапами! – Гамильтону она доверительно сообщила: – Все было бы не так ужасно, но у них ведь блохи. А у вашего вдобавок такая бандитская рожа… Он, по-видимому, ловит и жрет маленьких птичек?
– По шесть штук каждый день, – ответил Гамильтон, чувствуя, как кровь сильнее запульсировала в висках.
– Еще бы! – отпрянула мисс Рейсс от обескураженного столь непривычным обхождением Балды. – Я ведь вижу, он форменный убийца! Что ни говорите, а в городе должен существовать какой-то специальный закон касательно злых животных, опасных в домашнем обиходе. Должны быть, по крайней мере, введены лицензии! О чем думают городские власти?..
– Если б он довольствовался только птичками! – перебил ее Гамильтон, охваченный безжалостно-садистским азартом. – Он не гнушается и хомяками, змеями, а сегодня утром приволок в пасти кролика!
– Дорогой, прошу тебя!.. – воскликнула Марша, видя, как обалдело смотрит на Джека мисс Рейсс. – Не всем нравятся кошки. Ты не вправе требовать, чтоб другие разделяли твои вкусы.
– Ну а маленьких мышек? Лопает дюжинами! – злорадно добавил Гамильтон. – А то, что не успевает сожрать, тащит нам. Однажды утром, вы только представьте себе, притащил голову какой-то старушки!
Истерический всхлип сорвался с тонких уст мисс Рейсс. Она беспорядочно замахала руками и засучила ногами. Гамильтон ощутил мгновенный укол жалости и стыда. Он открыл было рот, чтоб извиниться, но осуществить свое намерение не успел…
Откуда-то сверху, как из рога изобилия, на голову посыпалась серо-зеленая саранча. Туча саранчи. Весь засыпанный гадкими кусающимися тварями, Гамильтон отчаянно барахтался, пытаясь выбраться на волю. Женщины и кот застыли, не веря собственным глазам. Наконец Джеку с горем пополам удалось выползти из-за стола. Он, вскрикивая, задыхаясь, кое-как стряхнул с себя насекомых и забился в угол.
– Боже милостивый! – прошептала потрясенная Марша, сторонясь трещавшей хитином кучи.
– Что… это? – пролепетала мисс Рейсс, не сводя глаз с живого холмика копошащихся тел. – Эт-то… невозможно!
– Но это случилось, – стуча зубами, сказал Гамильтон.
– Но каким образом? Почему? – вопрошала Марша, когда все четверо, включая кота, ретировались из кухни. Подальше от расползавшейся во все стороны саранчи. – Такого просто не может произойти!
– Но тем не менее это очень вписывается… – через силу произнес Джек. – Помнишь осу? Мы не ошиблись: что-то вокруг изменилось. И все сводится к одному пока неизвестному знаменателю…
Глава 4
Утреннее солнце освещает спящую Маршу, ее обнаженные плечи и ложится желтым квадратом на темный пол. Стоя в ванной, Джек ожесточенно бреется, превозмогая боль в поврежденной руке. В запотевшем зеркале он воспринимает свои смазанные мыльной пеной черты как пародию на человеческое лицо.
В доме все успокоились. Вся саранча уползла куда-то, и только изредка случайный шорох напоминает о том, что часть насекомых забралась под стенные панели. Теперь все кажется вполне нормальным и привычным. Проехал, звякая бутылками, грузовичок молочника. Марша вздохнула и пошевелилась во сне, выпростав руку поверх одеяла. На заднем крыльце Прыг-Балда раздумывал, не пора ли опять вернуться в дом.
Тщательно контролируя свои действия, Гамильтон закончил бритье, помыл бритву, освежил лосьоном щеки и шею, надел свежую белую сорочку. Ночью, ворочаясь без сна, он заранее решил, что исполнит задуманное именно сейчас, после бритья, когда от сонливости не останется и следа, а сам он будет умыт, одет и причесан.
Неуклюже опустившись на одно колено, он сложил вместе ладони, закрыл глаза, втянул глубоко воздух и начал…
– Великий Боже, – проговорил он таинственным полушепотом, – сожалею и раскаиваюсь в том, что содеял с бедняжкой мисс Рейсс. Если Ты сможешь простить мой грех, я буду признателен.
Джек оставался коленопреклоненным еще минуты, размышляя над тем, достаточно ли сказанного и все ли он правильно сказал. Однако мало-помалу стыд, гнев и ярость вытеснили смиренное раскаяние. Где это видано, чтоб взрослый здоровый мужик становился на колени? Унизительно… недостойно разумного человека… и, честно говоря, непривычно.
Скрепя сердце он добавил к своей молитве еще несколько строк:
– Господи, посмотри в лицо фактам: она это заслужила! – Его жесткий шепот разносился по притихшему дому. Марша вновь вздохнула и перевернулась под одеялом. Скоро она проснется. Прыг-Балда царапался в дверь снаружи, удивляясь, почему она до сих пор заперта. – Господи, оцени ее слова по достоинству! – продолжал Джек, тщательно выбирая слова. – Именно такие, как она, создавали лагеря смерти. Она суетлива, непримирима… От антикошачьих настроений рукой подать до антисемитизма…
Ответа не последовало. А рассчитывал ли Джек получить его? Чего конкретно ждал? Он и сам не знал. Может, какого-нибудь знака.
Или молитва не смогла пробиться к Богу? Последний раз Джек сталкивался с какой бы то ни было религией на восьмом году жизни, в воскресной школе. А старательное чтение этой ночью церковных текстов не дало ничего конкретного, только ощущение необъятности предмета и глубины материала… Там тоже свои формулы, фактически – тот же протокол… и построже, чем у полковника Эдвардса.
Джек еще оставался в молитвенной позе, когда сзади послышался звук. Повернув голову, он увидел какую-то фигуру, на цыпочках пересекавшую гостиную. Человек. В свитере и просторных брюках. К тому же негр.
– Хорошенький знак свыше, нечего сказать! – с сарказмом заметил Гамильтон.
Чернокожий выглядел явно не лучшим образом.
