Юрий Тупицын - Синий мир (Сказка о любви, ХХIII век)
Лобов явился в кафе космонавтов заблаговременно - минут за двадцать до назначенного часа. Облюбовав один из белых столиков, Иван прошелся по автоматическим прилавкам, тянувшимся по внутреннему периметру кафе. Он набрал на каталку фруктов, уделив главное внимание винограду с крупными, с грецкий орех величиною, ягодами. Взял и орешков - колотых диких фисташек с зеленовато-фиолетовой кожицей. Положил дюжину крохотных, с ладошку младенца величиной сандвичей с самой разной натуральной снедью, не особенно приглядываясь к тому, что это за снедь. Ко всему этому он добавил сифон фирменного темного тоника под наименованием "Шепот звезд". Он никогда еще не пил его прежде и теперь решил попробовать, что это такое. Тоников было великое множество, стандартов - никаких, и каждое кафе, во главе которых почти всегда стояли ушедшие на покой старики-космонавты - "деды", изощрялось на свой лад и вкус, стараясь перещеголять других.
Сервировав столик, Лобов отправил послушную каталку на ее запрограммированное возле автоматических прилавков место, и осмотрелся. В центре зала кипел и плескался фонтан, его разновысокие пенные струи были подкрашены мягкой подсветкой акварельных тонов. Вокруг фонтана под как бы отдаленные каплеструйные музыкальные аккорды в плавном танце скользило десятка полтора пар. Чем дольше следил Иван за танцующими, тем более ему чудилось, что этот сдержанный ласковый танец похож на древний славянский хоровод, который водили его предки поздним летом перед сбором хлеба в честь доброго, но капризного бога Солнца - Костромы.
Снегина Иван заметил сразу же, как только он появился в его поле зрения - в толпе танцующих. Высокий, сереброголовый, в белом костюме, оттенявшем бронзовый загар лица, шеи и кистей рук и подчеркивавшем синеву глаз, Снегин был красив. По-мужски красив. Одинаково хорош, что для картины, что для скульптуры. И молодая женщина, с которой танцевал Всеволод, была картинно красива: смуглянка с точеной фигурой и мягким, будто полированным лицом африканского типа. Она была одета в форменный костюм космонавтов - голубой с белым кантом, но Иван не мог отделаться от впечатления, что смуглянка - и не космонавтка вовсе, а актриса. Поэтому вся эта сцена у фонтана невольно представлялась ему фрагментом из пьесы, в которой Всеволод Снегин уверенно играл главную роль. Судя по манере общения во время танца, Всеволод вряд ли знал эту дочь знойной Африки прежде, до этой встречи. Просто увидел,- и не мог удержаться от того, чтобы, предваряя встречу с Иваном, не пройтись в танце с этой красавицей. В этом был весь Онегин! Импульсивный и порывистый, несмотря на рассудочную мощь своего интеллекта, холодноватый, но страстный в этой холодности поклонник всего прекрасного, а уж женской красоты - в особенности. Недаром же в юности он был удостоен прозвища "гранд"!
Разглядывая такие разные и все-таки странно схожие манерой улыбаться, поглядывать друг на друга и на весь остальной мир лица танцующей пары: медальное лицо Онегина с уже отяжелевшими, но еще сохранившими свою природную чеканность чертами, и мягкое, будто отполированное зноем и ветром лицо африканки, добрую половину которого занимали глаза да губы,- Лобов вдруг ощутил, как похолодело его сердце. Правда, оно тут же начало оттаивать, но легкий холодок в груди, точно привкус мятной конфеты во рту, застоялся и никак не хотел рассеиваться. В памяти Ивана всплыла улыбка Лены, совсем не такая, как у африканки,- бездумная улыбка трепетно-радостной плоти, совсем другая - улыбка души, улыбка грустноватая, как и все иное, осмысленное человеком достаточно глубоко и полно. Улыбка Лены всплыла, будто Лена на секунду присела за белый столик рядом с Иваном и растаяла, оставив в груди мятный холодок.
Этот невольный вздох памяти потянул за собой и другую ассоциацию из прошлого- кафе космонавтов на базе возле Стикса, что рядом с Далией. То самое кафе, где десять лет тому назад Иван вот так же, с глазу на глаз, встретился по делу со Онегиным, но тогда не по своей, а по его инициативе. Прошло десять лет, а будто вчера это было! База на Стиксе, потом Даль-Гей, Шпонк, Тика, Стиг, Кайна Стан, Таиг... И схватка не на жизнь, а на смерть с Яр-Хисом. Целый мир, утонувший в прошлом! Утонувший, казалось бы, навсегда, но теперь старательно воскрешаемый Иваном и вытаскиваемый им в сиюминутную действительность по тайному велению судьбы. Иллюзия скоротечности времени, превратившая десятилетнюю давность во вчерашний день, возникла у Лобова, наверное, потому, что за это десятилетие он ни разу не встречался со Всеволодом в кафе. Вообще-то встречи были, и деловые, и на отдыхе во время земных каникул. Встреч было немало и случались они где угодно, но только не в кафе, а интерьер кафе космонавтов за это время практически не изменился. Да и Всеволод почти не изменился! Время быстро летит в детстве и на переломе от зрелости к старости. В детстве десять лет- целая жизнь, а на роковом переломе те же десять лет способны превратить полного сил мужчину в старика. А на рубеже от тридцати до пятидесяти, который проходили сейчас и Онегин и Лобов, десять лет - пустяк, мало меняющий человека. Вот и возникла у Ивана при виде увлеченного танцем Всеволода Онегина иллюзия того, что встреча с ним накануне опасной операции в Даль-Гее состоялась не десять длинных лет тому назад, а буквально вчера... Тем более, что это далекое и близкое вчера должно было получить свое сегодняшнее продолжение.
Когда в хороводе танца Онегин со своей партнершей переместился на сторону Лобова, Иван, привлекая внимание товарища, поднял руку. Но увлеченный разговором Всеволод этого не заметил. Иван профессионально пожалел своего старого товарища: будь Снегин работающим пилотом-командиром, такого никогда бы не случилось. Деквалифицировался Всеволод на своем высоком административном посту.
Онегин жеста Ивана не заметил, зато заметили другие. В мире космонавтов Иван Лобов пользовался известностью, ничуть не меньшей, чем в былые времена какая-нибудь эстрадная супер-звезда. Только Иван пользовался другой - трудовой известностью, которая возносила своего избранника далеко не столь стремительно и шумно, но зато надежно и навсегда. Пожалуй, в профессиональных вопросах космической работы авторитет и известность Лобова были даже выше, чем у командующего дальним космофлотом Всеволода Онегина. В среде гиперсветовиков бытовала ссылка на мнение Ивана Лобова, как на прецедент, обсуждать который, конечно же, можно, но сомневаться в котором, в общем-то, неразумно. "Аутос эфа!" - посмеивались порой космонавты-гиперсветовики, копируя древних пифагорейцев, живших тридцатью веками раньше, но относились к этому: "Он сам сказал!" - отнюдь не юмористически. И уж конечно, любая встреча Лобова со Онегиным, а тем более в кафе космонавтов, никак не могла пройти незамеченной. Когда Всеволод не заметил приветственного жеста товарища, чья-то рука из танцующих по соседству коснулась его плеча, а кивок головы указал на белый столик. Онегин обернулся и, поскольку улыбка и без того играла на его губах, улыбнулся еще шире. В свою очередь подняв руку, он жестом показал, что сейчас проводит партнершу и подойдет. Через минуту он присоединился к Ивану и поздоровался, хотя они уже встречались по видеоканалу:
