Гюнтер Браун - Хомо пипогенус эректус
— Только что успешно завершилось обучение первого поколения зарожденных мною хоминес пипогини.
— По каким же предметам?
— По всем.
— Не может быть!
— Убедитесь сами. Хотите приобрести хомо пипогенуса?
— Нет, благодарю покорно.
— Неважно, — сказал А.П. — Он уже ждет вас возле вашего дома.
Пипогенус сидел на невысокой ограде сада Радарро. Он казался большим и сильным, но держался скромно и даже как-то робко.
Радарро подумал, что он прекрасно выдрессирует прислугу-пипо: кажущиеся столь робкими существа обычно особенно строги к своим подчиненным.
— Как вас зовут?
— У меня только номер. Мой отец Август Пипогенус хотел бы, чтобы мы приняли имя хозяина дома.
— Этого мы делать не будем, — сказал Радарро. Пипогенус не понравился ему, особенно длинные черные волосы, свешивающиеся на пока еще жесткокожее лицо. Волосы были гладко причесаны и пахли духами. Особенно отвратительна была зеленая помада на губах. Он хотел уже спросить: «Ты что, гомосексуалист?»
Пипогенус с шумом слетел со стены. На нем была длинная узкая юбка с неровным подолом.
— Единственная трудность могла бы заключаться в том, что я женского пола. И мне пришлось бы называться Адама Радарро Пипогена.
— Это невозможно. — Радарро испуганно посмотрел на даму, но взял себя в руки. — Я имею в виду — имя слишком длинное. Представляешь, сколько времени придется затратить на то, чтобы все это выговорить? И сколько дополнительной писанины…
— Тогда его можно сократить. Из него можно сделать аббревиатуру А-Ра-Пи. Это звучит даже мило.
— Не знаю, не знаю. Мы совершенно различно структурированные существа не только в смысле пола, но и в смысле происхождения и положения в обществе.
— Но А-Ра-Пи очень удобно произносить. — И Пипогена десяток раз пронзительным голосом прокричала это «А-Ра-Пи».
Радарро подумал, что, вероятно, лучше занять даму чем-нибудь другим.
— Итак, Арапи. Каждое утро ты будешь забирать у меня список распоряжений, которые ты должна отдать пипо. Разумеется, я и моя жена не будем указывать в нем такие примитивные подробности, как чистка ботинок, регулярная стирка белья, уборка в доме, ремонт и поддержание в рабочем состоянии отдельных приборов и машин. Я поручу тебе организацию нашего быта. Меня же интересует только что-то сверхважное.
— Сверхважное. Я это себе помечу.
— Можешь занять комнату на верхнем этаже, прямо под крышей. Это будет ближе твоей сущности… Тебе легче оттуда вылетать и приводить все в порядок, верно? Ну как, договорились?
— Не совсем, — робко сказала Арапи. — Поскольку я теперь ношу ваше имя, было бы правильнее, если бы вы меня называли на «вы». Или, если хотите, я буду так же, как и вы, говорить вам «ты».
Радарро воспринял это как неслыханную дерзость, но побоялся, что Арапи опять пронзительно завизжит.
— Хорошо, остановимся на «вы». Теперь все?
— Я считаю, было бы более удобным, если б я жила в комнате рядом с вашей спальней. Тогда я намного быстрее могла бы оказывать вам услуги. Нет, нет!
— А еще лучше — если бы я спала в вашей комнате. Прямо рядом с вашей кроватью.
— Нет! — воскликнул Радарро.
— И еще: я хотела бы получать что-нибудь за свою работу.
— Вы получите пищу и одежду, как и прочие пипо.
— Я хочу получать деньги, — сказала Арапи.
— Ни один пипо до сих пор никогда не брал денег.
— А как же я буду совершенствовать свою личность?
— Мы успеем поговорить об этом.
Арапи настаивала:
— Нет, сейчас же.
Она надела большие очки, и в их черных стеклах Радарро показался себе совсем ничтожным мужичонкой. В двойном изображении — и оттого особенно ничтожным и особенно скупым. Но обвинить себя в скупости Радарро никому бы не позволил.
— Я буду давать вам, сколько потребуется, по мере надобности. — И подумал: «На этот несносный зеленый губной лак».
— Я хотела бы заключить с вами договор, — сказала Арапи.
Радарро предложил заключить договор с испытательным сроком:
— Я не получаю денег от вас, вы не получаете от меня. Пока мы не придем к единому мнению, что мы хотим установить прочные трудовые отношения. Разумеется, у вас будет здесь вдоволь еды и питья, а также одежды.
Своей сухой, с зеленым маникюром рукой пипо схватила его пальцы и пожала с такой силой, что они онемели. Поэтому при подписании договора Арапи сама вынуждена была водить его рукой.
— Я должен еще представить вас моей жене. Радарро надеялся, что жена прогонит Арапи. Оказалось — она была от нее в восторге.
— Наконец-то у нас будет домоправительница! Я позабочусь о вашем гардеробе, дорогая Арапи. — Она подумала о своих старых платьях, туфлях, шляпках, от которых ломились ее шкафы.
Арапи была ей симпатична, потому что она сочла ее уродиной, да и вообще дамой не человеческого рода.
— Дамы человеческого рода, — сказала фрау Радарро, — могут так легко избаловаться!
Она похлопала Арапи по спине, где, хоть и не очень сильно, выпирали крылья.
Та сунула договор за пояс узкой юбки и попросила разрешения пойти отдохнуть.
— Она может очень противно кричать, вот что я еще хотел тебе сказать, — сообщил Радарро своей жене.
Арапи больше не кричала и ни разу не заводила разговора о деньгах. Радарро не мог вспомнить, чтобы это слово хоть раз слетело с ее намазанных зеленым лаком губ. Она очень тихо разговаривала с прислуживающими пипо, которые очень тихо выполняли ее требования. Радарро иногда боялся, уж не оглох ли он: столь невероятная тишина стояла в доме.
— У меня ортогены ведут себя тише воды, ниже травы, — говорил он Ирреверзиблусу и Алеусу, которые не слышали его, ибо все еще пытались воспроизвести ортогенные звуки.
— Это лучшее доказательство, — делился он потом со своей женой, — что они сошли с ума и я один остался нормальным. А самое печальное, что как раз создатель пипо и пипогенусов, практически их отец, подвергся столь сильному их влиянию. Думаю, это произошло из-за того, что у меня к ним с самого начала было здравое экономическое отношение: я вкладывал в них деньги, Ирреверзиблус же вложил в них душу.
Но он не признавался супруге в том, что иногда к нему подкрадывается щемящее чувство тревоги при виде Арапи, тихо сидящей в каком-либо уголке дома, или на садовой ограде, или на дереве, полностью погруженной в себя, одетой в поношенные вещи его жены.
— Арапи, — спрашивал он тогда, — вам нечего делать?
— Напротив, — отвечала Арапи. — Все идет своим чередом, вы еще многое увидите.
Иногда она надевала черные очки, и Радарро старался в них не смотреть. Когда же она снимала очки, он был вновь собой недоволен: «Надо было мне взглянуть повнимательней». Но и в следующий раз он не осмеливался это сделать. Ему казалось также, что с появлением Арапи дом и его помещения начали постепенно, день ото дня приобретать сероватый оттенок. Ковер постепенно становился пепельно-серым из-за слоя пыли, припудрившей натуральный персидский узор. В доме вновь запахло старым грязным бельем пусть едва уловимо, зато весьма устойчиво.
