Андрей Легостаев - Хонсепсия
- Что? - на секунду отвлеклась Жанна.
- То, что ты сейчас произносишь. Где ты это читала?
- Нигде, это заклинания для любых болезней - для каждой свое. Следуй им строго и человек выздоровеет. Наш лекарь, дядька Лазарь, что живет неподалеку от отцовского дома, всех детей им учит. Только некоторые заклинания совсем жестокие. Я спрашивала дядьку Лазаря: как можно живого человека каленым железом. А он всегда отвечал, что если для его же блага...
Анри закрыл глаза, стараясь не слушать ее. Он уже знал, что раны совершенно не опасные и понимал, что легко отделался от непредвиденной встречи с горным гигантом. Слишком легко. Даже чересчур - попал в сердце с первого удара, переволновался больше, чем устал. Точно, его ангел-хранитель очень мало спит и много работает...
Ночь, не в пример предыдущей, выдалась холодной, но пробудился Анри от прошибшего пота, волосы слиплись на голове, а здоровое правое плечо затекло от какой-то тяжести. Анри осторожно скосил глаза. На его плече лежала голова Жанны, каштановые волосы упали ему на щеку. Дыхание ее было спокойным и ровным - она походила на месячную телку, привалившуюся к теплой и надежной мамке.
Он боялся пошевелиться, чтобы не нарушить ее сон, сам удивляясь собственной сентиментальности. И тут же плечом почувствовал за тонкой материей прижимающийся к нему сосок женской груди. Первым побуждением было отстраниться, но ему опять же не захотелось тревожить ее. Сон исчез, чувствовал себя он вполне сносно. Лежал и смотрел в полумрак пещеры.
Так или иначе, прежняя жизнь для него закончена - навсегда. Он должен внутренне подготовить себя к новой стезе, которая не будет похожа ни на что, что было прежде. Готов ли он к этому? Прежде чем принять его в орден, а потом во Внутренний Круг, к нему долго присматривались, до и после приема подвергали постоянным испытаниям на прочность. Впрочем, происходящее с ним последнее время то же сильно смахивало на очередные испытания. И он подумал, что прежде чем окончательно разорвутся все нити между ним прошлым и им будущим, необходимо для него самого еще одно испытание - осталась ли у него мужская сила. Ни желания, ни необходимости в женщинах он не испытывал очень давно, но способен ли? Нет, не к любви, к детопроизводству. Ведь даже в священный епископский сан импотентов не посвящают, хотя священники и обречены на нерушимый целибат...
Он аккуратно перевернулся на бок, так, чтобы голова девушки оказалась на его здоровой руке. Она сладко причмокнула во сне. Он вгляделся в ее лицо.
Конечно, она красива и привлекательна, хоть и низкого рода...
Он вспомнил арагонскую королеву после того, как он ее все-таки добился (или она его?). Она сидела на постели, нагая, широко раздвинув ноги, словно внутри ее бушевал пожар, который она хотела загасить.
Анри поморщился и помотал головой, отгоняя давнее неприятное видение...
Он снова поморщился - на этот раз от боли в свежей ране, и левой рукой распахнул ворот на груди девушки, стараясь не разбудить ее, провел рукой по тугой груди, коснувшись шероховатого соска, который мгновенно набряк от прикосновения.
Жанна открыла глаза.
Он не понимал, зачем ему это нужно, но ему очень хотелось взять ее. Не из плотского желания, хотя оно тоже начало пробуждаться из-под спуда лет. Мужская сила - это не физиологический акт, как у зверей, он должен пробудить в ней ответное чувство. Силком он ее брать не будет - зачем?
Она молчала. Он вынул руку из ворота, провел до талии и задрал рубаху, снова коснувшись груди. Она молчала, но дыхание участилось.
- Вам очень больно? - наконец спросила она.
- Ты о чем? - не понял он, весь уйдя в свое занятие.
- Раны очень болят?
- С тобой я о них не думаю, - сказал он, и это была правда о ранах он действительно не думал, не достойны они того.
И больше не было сказано ни слова.
В будничной обстановке заброшенной в горах пещеры при свете факела, он овладел ею, вырвав из ее груди стон.
Почему - будничной обстановке? Наоборот, даже в очень романтичной - в неверном свете не видно искаженное похотью лицо, как тогда, у королевы арагонской...
- А говорили... - только и выдохнула она, лежа на спине с открытыми глазами.
Он смутился. Ему (ему!) стало стыдно. Наконец он прохрипел:
- Извини. Я не хотел. У меня что-то в голове помутилось.
И она вдруг отвернулась и заплакала. И произнесла непонятную фразу обиженным голосом:
- Так все было хорошо...
Он почувствовал, что чем-то оскорбил ее. Как давно он не имел дело с женщинами. И еще дольше не будет. Но сейчас ему на мгновение показалось, что он любит эту болтливую смешливую горную пастушку. Господи, да он вообще-то способен на любовь? Это чувство умерло в нем много лет назад. И Жанну он, конечно, не любит, расстанется с ней, едва выйдет в долину и вычеркнет эту ночь из памяти навсегда.
Но пока она с ним - никакие опасности ей не страшны, он готов защищать ее ценой жизни... все равно никому не нужной.
Глава четвертая
Анри сумел разговорить Жанну только к полудню. Утром, пока он еще спал, девушка приготовила завтрак, накормила ослов и ждала у выхода из пещеры. В ответ на приветствие она молча отвернулась и повела ослов вперед по тропе. Анри усмехнулся и пошел следом.
Перевязанные раны не болели абсолютно. То ли она оказалась отличной врачевательницей, то ли его организм слишком крепким. "Если после сорока ты проснулся утром, и ничего не болит, то значит ты на том свете", - сказал ему как-то великий магистр. Анри было уже почти пятьдесят, а у него ничего не болело. Но если вспомнить, как пьют и предаются порокам его товарищи... его бывшие товарищи по ордену, то неудивителен смысл сей поговорки...
Время от времени он задавал Жанне какие-то вопросы, так, чтобы задать, однако она отвечала лишь "да" или "нет".
Но когда солнце поднялось над самыми головами, она не выдержала собственного бойкота и ни с того ни с сего стала рассказывать, как в начале весны волки стали загрызать овец из отцовского стада, и тот заподозрил, что без колдовства и магии здесь не обошлось...
Под ее болтовню, казалось, думается лучше.
К вечеру они пришли на Большую Поляну. Они еще издали увидели множество огней, хоте едва-едва начинало смеркаться.
- Ой, там все уже собрались! - воскликнула Жанна. - Поспешим, чтобы не пропустить самое интересное.
Большая Поляна действительно оказалась очень большой (не меньше, чем центральная площадь крупной столицы какого-нибудь христианского государства), давно и любовно обжитой. В окружающих скалах виднелось множество отверстий явно рукотворных пещер, саму поляну окружали костры, скорее всего, ритуальные. На поляне стояло ряды скамей, на которых сидели люди. Перед скамьями находился на небольшом возвышении стол, за которым сидело трое, у стола слева Анри разглядел огромную бочку, на которую облокотился седой человек в монашеской рясе с не представимых размеров черпаком.
