Дмитрий Щербинин - Ковер
Однако Сроби оказался действительно настолько жадным карликом, что махнул рукою и скованные заклятьем крысы, глотая слюни, направились к своим норам. Было видно, как льются из их глоток слюни, как горят зловещим красным светом их выпученные глазищи. Напомню, что каждая из этих крыс была по крайней мере не меньше самого Сроби.
Карлик не издал ни одного звука, зато повел маленькое своей ручкой, и Михаил почувствовал как ноги сами несут его к котлу. Тоже было и с маленьким Унти - мальчик снова плакал, но уже не говорил ни слова. Златовласая же дева предостерегающе окрикнула:
- Он хочет вас околдовать - не пейте зелья...
Но тут махнул Сроби ручкой - и язык у нее отнялся. Михаил хотел повернуться, бежать из этого страшного места, но тело больше не слушалось его. Вот он, против своей воли, уселся на том свободным от соломы месте возле котла, на котором незадолго до этого суетились крысы - плачущий Унти уселся рядом.
Карлик проковылял на своих кривых ножках к котлу, вот вытянулся и взял явно великоватый для него половник, которая оставила одна из крыс. Откуда то в руках у него появилась тарелка, и он наполнил ее некой густой жидкостью, которая постоянно булькала и сменяла свои, по большей части темные цвета. Он поставил эту тарелку перед Михаилом, и тут же вновь направился к котлу, начинал набирать другую, меньшую тарелку для Унти.
И Михаил понимал, что это вот последние мгновения его свободы. Он ясно представлял, что будет вслед за этим - карлик подаст тарелку мальчику, махнет рукой, или просто посмотрит, и им не останется ничего иного как поглотить то, что там налито. И он знал еще, что надо что-нибудь придумать, пока есть время. Попробовал пошевелить руками - это ему удалось, но при этом он сразу же почувствовал сильную усталость - словно бы поднять руки и поднести их к лицу являлось тяжелой работой. Попытался подняться на ноги бросится на карлика сзади - нет - это было слишком тяжелым для него, сплетенного путами волшебства. И тут к его плечу что-то прикоснулось что-то теплое, родное, словно прикосновение нежного апрельского денька, опустил глаза, увидел сияние золотистых волос, и понял, что это ткавшая полотно дева незаметно к нему подобралась, решила помочь. Она перехватила своими нежными теплыми ладонями его руку, и оставила там этот волшебный кусочек живых прядей. Карлик в это время как раз наполнил тарелку для Унти и дева зажала кулак Михаила, сама же отпрянула на прежнее место.
Карлик Сроби краем глаза увидел какое-то движение, и теперь замер с тарелкой, проницательно вглядывался в каждого - быть может, он бы и разгадал все, однако в это время над их головами раздался и стон и скрежет, и покачнулось и задрожало там все - чей-то унылый, страшный голос нашептывал в том вое свое заклятье. Карлик поднял вверх свои маленькие, но могучие руки, быстро-быстро задвигал пальцами, и вот все наверху смолкло.
Он повернулся к Михаилу и Унти, протянул руку к ним, и вот Михаил почувствовал, как его рука против его воли подносит ложку ко рту.
- Посмотри, посмотри, - позвала тут карлика девушка, - мое полотно - оно почти готово, оно уже начинает двигаться. Кажется, все завершено.
И тут, впервые за все это время, карлик сменил свою окаменелость - он весь передернулся, он совсем позабыл про Михаила и Унти, и бросился к девушке.
- Смотри, смотри - среди звезд пролетела одна...
Дальнейшего Михаил уже не слышал, так как он погрузился в причудливые, колдовские виденья. Рука подносила ко рту ложку с кипящим, меняющим свои цвета варевом, но тут же теплым поцелуем вспыхивали зажатые в ладони волосы, и он вспоминал звездное небо на полотне, а потом и тот бесконечно далекий парк, возле родного дома, наконец и Таню вспоминал - колдовство карлика пропадало, но все-таки не совсем - ему приходилось бороться, чтобы отвести ложку ото рта, чтобы выплеснуть ее в одну из трещин которые покрывали освобожденный от соломы пол - каждый раз, когда он это делал, словно раскаленные тиски сжимали его голову, и в конце концов он застонал и потерял сознание...
* * *
Очнулся в том же подвале, и прежде всего обнаружил, что все кроме одного светильников были куда-то убрано; этого же шара с заключенными в нем красными светляками было явно недостаточно чтобы осветить это помещение. В зловещем кровавом полумраке выступали некие расплывчатые зловещие контуры, и можно было подумать, что жизнь уже закончена, и что ты уже в царствии теней из которого нет исхода, в котором одни лишь стенания да постепенное затухание, если бы не девушка, которая сидела рядом с ним, и окружала кольцом своих золотистых волос не только его, но и маленького Унти. Мальчик был с закрытыми глазами, но не в забытьи, а сладко спал, положив голову на ее колени.
Ну а с внешней стороны круга, беспрерывно шевелилось, визжало что-то черное. Сначала Михаилу подумалось, что там беснуется некая темная многоголовая змея, однако, приглядевшись повнимательней, понял, что никакая и не змея, а сонмы здоровых, обезумевших от голода крыс. Ловили отблески кровавого света их выпученные черные глаза, и ничего кроме ненасытной жажды поглощать все не было в них. Они сцеплялись между собою, и у кого появлялись кровавые раны тут же раздирали в клочья, поглощали - однако этого было не достаточно, это только больше разжигало их жажду поглощения. Из черных дыр в стенах выбегали все новые и новые - забирались на головы, в одном месте таким образом набралась целая живая, яростно воющая, истекающая кровью горка в полметра высотою - горка покачнулась, завалилась и несколько крыс оказались внутри круга золотистых волос. Тут они совершенно обезумели, заверещали, заметались, наконец - стали перескакивать назад ко своим соплеменникам, и сцеплялись с ними. Одна из крыс осталась и бросилась на Михаила - ядовитая, темная слюна капала из ее зева - и неизвестно, как бы подействовал на него этот яд, если бы девушка не успела дотронуться до нее золотой спицей, которой ткала. Крыса повалилась без всякого движенья.
А Унти что-то почувствовал, открыл глаза, увидел крыс и тут же заплакал.
- Тихо, тихо, маленький. - утешала его девушка.
Мальчик и слушать ничего не хотел - очень уж страшна была эта картина с крысами. Он все плакал, озирался по сторонам, и тогда девушка развернула перед ним свою пряжу. И засверкало, переливаясь словно живое, звездное небо. И стоило только Унти взглянуть на эту красоту, как он успокоился, протянул к звездам маленькую свою ручку, стал гладить их - и Михаил тоже смотрел завороженный - такого чудесного волшебства он не ожидал увидеть: казалось, что не существовало больше пространства, и мальчик держал в своих ладошках бесконечно далекие, бесконечно большие нежели он сам небесные светила.
