Томас Диш - Сто две водородные бомбы
Оплодотворенные яйцеклетки доставили из 3650-го года и имплантировали ста двум несчастным женщинам, в телах которых они развивались столь стремительно, что все без исключения «носительницы» (матери, в данном случае, слово неточное) скончались во время родов.
Метод, примененный для их рождения, был жесток, но по-другому поступить было невозможно. Поскольку ребенок не смог бы пережить разлучения со своей матерью-телепаткой после рождения: психическая связь между матерью и ребенком наиболее прочная. Равным образом не имело смысла оставить их расти в XXXVII-ом веке, в этом случае сделалось бы бесполезным их использование в прошлом. Требовалось, чтобы те, кто будет выполнять Операцию, являлись подлинными детьми своей эпохи.
И значит…
— Но я не хочу туда возвращаться!
Чарли почти канючил.
— Тебе и не нужно этого делать, — по крайней мере, раньше чем через год.
Чарли отказывался образумиться.
— Я не хочу этого делать… никогда!
Сознание отца вмешалось в беседу.
— Будь мужчиной, Чарльз. Тебе десять лет, и это твой долг — вернуться туда.
И он добавил с тенью улыбки:
— Иначе как же ты покоришь мир?
Чарли не смог устоять перед совместным действием добродушного юмора отца, нежности матери и эйфоризирующего эффекта любовного мха. Его сознание успокоилось, и родители принялись терпеливо переливать в него всю накопленную за годы мудрость и опыт.
* * *— Привет, 743. Где вас носило?
— Я был с остальными… на обзорной площадке.
Хотя он и репетировал многократно свой ответ, темпоральные расхождения приводили его в замешательство. С тех пор как он видел Гриста в последний раз, Чарли повзрослел на год, в то время как для унтер-офицера прошло всего несколько часов.
Гостиничный номер был погружен в темноту. Чарли с трудом различал силуэт сержанта, растянувшегося на кровати. Сейчас, когда чувствительность его сознания возросла, Чарли страдал от пребывания в атмосфере, столь сильно насыщенной злобой. Теперь он понимал, почему его родители, или любые другие люди, выросшие в будущем, не могли отправляться в прошлое: речной форели легче перенести чудовищное давление на дне Марианской впадины.
Неожиданно Грист включил свет.
— Нам нужно поговорить как мужчине с мужчиной.
— Слушаюсь, сержант.
Сознание Чарли потянулось к соседней комнате, но Линды еще не было. И он с грустью вспомнил, что, возможно, она вернется не ранее чем через несколько часов. Высадившись на 102-ом этаже здания, Чарли и Линда встретили по дороге тетушку Викторию, и та взяла племянницу с собой в вегетарианский ресторан и затем на лекцию о непротивлении злу насилием.
— Партию в покер?
— Да, сержант.
— А вы не трус. Но, возможно, сегодня вам удастся отыграть те четыреста тридцать долларов, что вы мне должны.
Улыбка Гриста мерцала, как лампа дневного света.
Посреди комнаты уже находился столик. На поверхности, словно выставленные для осмотра, располагались: бутылка бурбона, ведерко со льдом, два стакана и еще новенькая упаковка карт.
— Вам распечатывать, — повелел Грист.
Чарли повиновался, перетасовал колоду и раздал. Он выиграл… с парой дам.
— Я приготовлю выпивку, — объявил Грист. — Может, вам воды?
Чарли не ответил, и Грист вышел из комнаты с двумя пустыми стаканами в руках. Когда он вернулся, в одном из них была вода.
Грист взял бутылку бурбона.
— Желаете попробовать?
Улыбка расплылась на его лице.
Завороженный кристальной злобой этого человека, Чарли кивнул головой.
— Вам сдавать, — сказал он.
Чарли опять выиграл… на этот раз с помощью блефа. Грист снова налил бурбона в стаканы.
— Расскажите мне, что вы делали, — потребовал Грист, со стаканом в руке наклоняясь вперед. — Что вы думаете об остальных детишках? Они слегка странные, вы не находите? А что за тип, этот Максимаст? И фамилия Максимаст, она что, иностранная?
— Обычная малышня, — ответил Чарли, делая очередной глоток.
В последний год, прожитый в будущем, он приучился выпивать немного вина за обедом в доме Форрестелов, но ему следовало бы помнить, что в бурбоне содержание алкоголя значительно выше.
— Вам сдавать, — сказал Грист.
Он заметил, что движения мальчика становятся более затрудненными. Хватило одного звонка в Службу Безопасности Армии, чтобы получить необходимое. Скополамин ему доставили в течение получаса.
— Говорите, Чарли, — повторил он. — Расскажите мне обо всем, что происходило.
Он чувствовал, что новое дело ему понравится.
* * *На душе было пусто, все выгорело дотла. Линда шевелила в нем золу в поисках оставшихся углей. Занимаясь этим, она была вынуждена прятать слезы от тетушки Виктории, расчесывающей свои длинные седые волосы перед зеркалом и одновременно комментирующей выступление доктора Верстла на конференции, с которой они только что вернулись.
Чарли перевернулся на другой бок в своей кровати. Булавочные уколы Линды породили в нем кошмар. Она пробуждала его сознание самым настойчивым образом.
— Чарли… что случилось?.. ответь мне!
Ответ всплыл из глубин сознания Чарли до того, как он сумел полностью прийти в себя. Он не противился ее расспросам. Он не лгал. Скополамин продолжал оказывать свое действие.
Он услышал, как в ванной пришла в движение задвижка на двери между номерами. Линда вошла в комнату, зажгла лампу в изголовье и вытерла ему пот со лба изнанкой простыни.
— Грист все знает? — спросила она.
— Все! Абсолютно все!
Она попыталась смягчить его чувство вины, которое было сильнее ее ошеломления, сильнее ее страха, сильнее даже ее сострадания.
Однако не сильнее их любви.
Она обняла его. Руки Чарли притянули ее ближе, и их сознания слились воедино.
— Линда!
Это был голос тетушки Виктории.
— Что ты делаешь?
Линда повернулась к тете, стоявшей на пороге ванной комнаты в ночной рубашке с заплетенными на ночь волосами.
— Мне показалось, что Чарли болен, и я зашла его проведать.
— Это правда, Чарли?
Неспособный поступить по-другому, он ответил:
— Нет, мадам.
— В таком случае, что вы делаете?
— Я обнимаю Линду.
«По крайней мере, — подумала тетушка Виктория, — я должна занести в актив этому мальчику его поразительную честность».
— Я займусь тобой позже, — сказала она Линде. — Возвращайся в наш номер, молодой барышне нечего здесь делать.
— Равно как и старой барышне, — раздался заплетающийся голос Гриста.
