Кеннет Балмер - Воин Скорпиона (сборник)
Он направился к кормовой каюте, и я ошеломленно последовал за ним. Девушка с волосами пшеничного цвета и смеющимся лицом, которая отбивала ритм на тамбурине, не обратила ни малейшего внимания на мою наготу. Я последовал за Масперо, и меня опять охватило ощущение предопределенной судьбы. Он знал мое имя. Он говорил по-английски. Не оказался ли я и впрямь в тенетах лихорадочного сна, на самом деле умирая на колу пыток в африканских джунглях?
Нос изумительной галеры был направлен теперь на город. Мы двигались постоянно и плавно, что казалось странным для моряка, привыкшего к качке и крену фрегата на огромных океанских волнах. С яркого неба прилетел белый голубь, покружил над галерой и уселся на задранный нос.
Не единожды в моем путешествии по реке он прилетал ко мне, но после того первого случая великолепный ало-золотой орел больше не появлялся.
Сидевшие на веслах люди смеялись и болтали, словно веселый народ на ярмарке. Их одежды ярко блистали в солнечном свете.
Масперо кивнул, улыбаясь.
— Мы уважаем нравы и обычаи людей, приглашаемых в Афразою. В твоем случае мы знаем, что нагота может вызвать смущение.
— Я к ней привык, — ответил я, но взял у него простую белую рубашку и парусиновые брюки, хотя когда мои пальцы сомкнулись на этом материале, я понял, что никогда раньше не встречал его. Не хлопок и не лен. Теперь, конечно, когда земляне открыли применение искусственных волокон для тканей, такие одежды или им подобные можно найти в любом стандартном универмаге. Но в то время я был простым моряком, привыкшим к толстым камвольным тканям, и меня могли поразить элементарные чудеса науки. Масперо носил пару светло-желтых атласных туфель. Большую часть своей жизни — до тех пор, пока не пробил себе дорогу через клюз — я ходил босиком. Даже потом мои тупоносые ботинки украшались стальными пряжками, ибо я не мог позволить себе даже дутых золотых.
Мы прошли в кормовую каюту, обставленную просто и со вкусом мебелью из какого-то легкого дерева вроде сандалового, и Масперо пригласил меня присесть в кресло под кормовыми окнами.
Теперь появилась возможность внимательнее приглядеться к нему. Первое и, безусловно, определяющее впечатление, производимое Масперо, — ощущение жизнелюбия, живости, подтянутости и постоянное ощущение гармонии, крывшееся во всем, что он говорил или делал. Чисто выбритое лицо обрамляли темные кудрявые волосы. Мои собственные густые шатеновые волосы пребывали в не слишком заметном беспорядке, но борода достигала уже шелковистой стадии и, рискую предположить, не слишком радовала глаз. Позже такую форму бороды назовут торпедой.
Еду принесла девушка, одетая в очаровательный, хотя и нескромно короткий костюм лиственно-зеленого цвета. На подносе оказался свежеиспеченный хлеб в виде длинных, на французский лад, батонов и серебряная чаша с фруктами, среди которых, как я с радостью увидел, были желтые вишни со вкусом портвейна. Я взял несколько и принялся с удовольствием жевать.
Масперо улыбнулся, и кожа вокруг его глаз собралась в морщинки.
— Ты находишь палины приятными на вкус? Они растут в диком виде по всему Крегену, где только подходит климат. — Он вопросительно посмотрел на меня. — Ты, кажется, замечательно приспособился.
Я взял еще вишен — палин, как я узнал они называются. Я не совсем понял, что Масперо хотел сказать последними словами.
— Видишь ли, Дрей, тебе нужно многое рассказать и многому научиться. Однако, успешно добравшись до Афразои, ты прошел первое испытание.
— Испытание?
— Конечно.
Я мог бы рассердиться. Мог бы разразиться бранью, негодуя на то, что меня произвольно проволокли сквозь опасности. Масперо могло искупить только одно.
— Когда вы перенесли меня сюда, вы знали, что я делал, где был, что со мной происходило? — осведомился я.
Он покачал головой, и я готов был дать волю своему гневу.
— Но ведь мы не переносили тебя в прямом смысле, Дрей. Только свободным применением воли ты мог ухитриться проделать свое путешествие. Однако коль скоро ты его проделал, плавание вниз по реке было самым настоящим испытанием. Как я сказал, удивительно, что ты так хорошо выглядишь.
— Я наслаждался путешествием по реке, — сказал я.
Он поднял брови.
— Но чудовища…
— Скорпион — полагаю, он был вашим домашним животным? — дал-таки мне бой. Но сомневаюсь, действительно ли он был настоящим.
— Он был настоящим.
— Разрази меня гром, — возмутился я. — А что, если бы меня убили?
Масперо рассмеялся. Кулаки мои сжались, несмотря на приятную обстановку, кубок с вином и еду.
— Если бы ты мог потерять жизнь, ты бы прибыл сюда не по реке. С рекой Аф не шутят.
Я рассказал Масперо об обстоятельствах, при которых в джунглях Африки на меня упал красный взгляд Антареса, и он сочувственно кивнул. Он немедленно занялся моим образованием, рассказав многое об этой планете под названием Креген.
Креген! Это имя горит у меня в крови! Как часто я жаждал вернуться!
Из шкафчика в стене каюты Масперо достал маленькую золотую шкатулку, покрытую гравировкой, а из шкатулки извлек прозрачный пузырек. В пузырьке находилось множество круглых пилюль. Я не жаловал врачей — слишком уж навидался их топорной работы в кубрике — и наотрез отказывался дать пустить себе кровь или поставить пиявок.
— Мы — жители Афразои, саванты. Мы — древний народ и чтим то, что считаем правильными путями мудрости и истины, смягченными добротой и сочувствием. Но мы знаем, что не являемся непогрешимыми. Возможно, ты и не тот человек, который нам нужен. К нам попадали многие, добившиеся допуска. Много званых, но мало избранных.
Он поднял прозрачный пузырек.
— На этой планете Креген есть много местных языков. Это неизбежно в любом мире, где происходят эволюция и экспансия. Но есть один язык, на котором говорят все, и именно его ты и должен знать. — Масперо протянул пузырек. — Открой рот.
Я сделал, как было велено. Не спрашивайте меня, что я подумал, не приходила ли мне в голову мысль о яде. Меня перенесли сюда, по моей собственной свободной воле — может быть, но все эти усилия, вроде снабжения меня лодкой-листом, едва ли будут сразу выброшены на ветер. Или — будут? Не мог ли я уже провалить какие-то задуманные для меня экзамены? Я проглотил пилюлю, поданную Масперо.
— А теперь, Дрей, когда пилюля растворится и ее генетические составляющие обоснуются в твоем мозгу, ты обретешь понимание главного языка Крегена, как устного, так и письменного.
Для меня, простого моряка конца восемнадцатого века, это было волшебством. Я ничего не знал о генетическом коде, ДНК и других нуклеиновых кислотах, о том, как они могут усваиваться мозгом вместе с несомой ими информацией. Я проглотил пилюлю и принял к сведению, что меня могут ждать и другие чудеса.
