Николай Гацунаев - Пришельцы
- Истребите их к дьяволу) - взорвался Розенблюм. - И по-настоящему беритесь за дело! Вы меня поняли?
- Да, господин генерал. Истребить крыс и взяться за дело.
- У меня все! - Розенблюм, видимо, спохватился и сбавил тон. Ближайшие час-полтора не отлучайтесь из кабинета.
"Ясно, - Плэйтон не испытывал ни тревоги, ни раскаяния. - Предстоит разнос. Уж чего-чего, а крыс Розенблюм не простит". Он выключил динамик и достал из кармана пачку сигарет. Пачка оказалась пустой. Он скомкал ее и швырнул в корзину для бумаг.
Если бы и с прошлым можно было вот так же: скомкал, швырнул, забыл. И распечатал новую пачку, в которой каждая сигарета - день твоей жизни. Наверняка сто раз подумаешь, прежде чем решить, где, как и когда ее закурить. И уж в этой новой жизни он бы ни за что не дал Элен уйти к другому.
Элен... Даже теперь, много лет спустя, воспоминание об этой женщине причиняло ему острую, почти физическую боль. Плэйтон до мельчайших подробностей помнил свой последний разговор с Элен накануне своего очередного отъезда за границу.
Элен пришла к нему в аляповатый номер столичной гостиницы, как всегда элегантная, красивая, какой и должна быть восходящая телезвезда. От Элен веяло бодрящей свежестью тонких французских духов, удивительно гармонирующих с цветом ее глаз - лазурных, как небо за иллюминатором реактивного лайнера. У Элен были ласковые податливые губы и шелковистая, почти атласная кожа.
Они были обручены уже более года, но свадьба всякий раз откладывалась, так как, едва возвратившись из очередной поездки, он должен был снова лететь сломя голову куда-нибудь на край света, где срочно требовался военный советник с его опытом, знанием дела и способностями. Так было и теперь, и Элен, казалось бы, примирилась с этим. Ночь они провели вместе, а утром...
- Я устала ждать, Ричард. - Она отбросила со лба волнистую прядь каштановых волос. - Я не могу так жить дальше, пойми.
- Понимаю, Элен. Но постарайся понять и ты. Это - моя работа. То, к чему меня готовили годы и годы.
- Обучать людей убивать друг друга? - Глаза у нее были синие, холодные, как льдинки, и ему стало не по себе под их чужим, почти враждебным взглядом.
- Армии существуют не для парадов, Элен. Кто-то должен защищать интересы отечества.
- Но почему это должен быть именно ты, Ричард? Всегда ты?
- А почему не я? - Он пожал плечами. - Когда-то я даже гордился этим.
- А теперь?
- Теперь это моя работа. Наверное, я умею выполнять ее лучше других. Вот и все.
- А я? Каково мне месяцами ждать от тебя вестей, не зная, где ты и что с тобой?
- У меня нет выбора, Элен.
- Есть. - Она достала из пачки длинную сигарету с позолоченным фильтром, закурила. - Ты мог бы заняться бизнесом, например.
- Нет, - грустно улыбнулся он. - Бизнес не для меня.
- Почему? - глаза ее, чуть было потеплевшие, опять приобрели льдистый оттенок.
- Потому что я люблю тебя, Элен.
- Не понимаю! - Она брезгливо поморщилась и расплющила сигарету о пепельницу.
- В бизнесе свои законы. Я по ним жить не могу. А значит, неизбежен крах. Тебя устраивает перспектива стать женой разорившегося неудачника?
- Не говори глупостей. Чем тебе не по душе законы бизнеса?
- Хотя бы тем, что зачастую противоречат элементарной человеческой морали.
- А то, что делаешь ты, никогда не противоречит морали?
- Думаю, нет. Я честно выполняю свой долг.
- Оставим этот разговор, Ричард. Ему не будет конца, а тебе пора собираться в дорогу.
Он взглянул на часы и негромко присвистнул.
- Ты права. Но минут пятнадцать мы можем еще побыть вместе.
- Собирайся, Ричард, - вздохнула она. - Твои пятнадцать минут все равно ничего не изменят.
По дороге в аэропорт она вдруг спросила ни с того ни с сего:
- Какого ты мнения о Розенблюме?
- Штабная крыса, - снисходительно усмехнулся Плэйтон. - А почему ты спросила?
- Просто так, - ответила она и достала из сумочки тюбик с губной помадой.
Через два месяца после его отъезда Элен вышла замуж за Джека Розенблюма.
...В дверь негромко постучали.
- Войдите! - чуть помедлив, откликнулся Плэйтон.
- Ваш кофе, господин полковник. - Крейн держал в руках поднос, накрытый белой салфеткой.
- А где Дитрих? - вспомнил полковник.
- Я отослал его в часть. - Крейн поставил поднос на стол и включил свет. - Что-то не так?
- Все верно, Генри. Рядовому вовсе не обязательно слышать, как распекают его начальство. Садитесь, выпьем по чашечке бразильского.
- Арабского, - уточнил капитан. - Бразильский кончился.
- Если бы я в этом разбирался! - Плэйтон вдруг поймал себя на мысли, что ему в высшей степени наплевать на предстоящий разговор с Розенблюмом, и облегченно хмыкнул. - Деготь от кофе, пожалуй, отличу. Но... и только.
- С сахаром? - поинтересовался Крейн.
- Деготь? - попытался сострить Плэйтон.
- Не надо, господин полковник, - Капитан поднял на него пристальные глаза. - Я слышал ваш разговор с генералом.
- Ну и что из того? Насколько я понимаю, это входит в ваши обязанности, не так ли?
Лицо Крейна слегка порозовело.
- Теперь моя очередь сказать "не надо", - ухмыльнулся Плэйтон. Америку вы для меня не открыли, Генри. Что же до моральной стороны вопроса, то обсуждать ее не наше с вами дело. Так что не смущайтесь, Крейн. Тут все в порядке.
Полковник взял с подноса чашечку и поднес к губам.
- Вас еще интересует мое мнение о членах комиссии? - Крейн помешал кофе ложечкой и аккуратно опустил ее на блюдце.
- Да. - В голосе Плэйтона прозвучало удивление.
- Они мне не нравятся.
- Даже так?
- Да. - Крейн сосредоточенно смотрел в свою чашку, словно собираясь гадать на кофейной гуще. - В их присутствии мне бывает не по себе.
- Они давят на вас своей ученостью, - понимающе кивнул полковник.
- Не в этом дело. - Крейн помолчал. - Они в самом деле угнетают меня, но это скорее из области физиологии.
- Физиологии? - поперхнулся Плэйтон и опустил чашечку на стол. - При чем здесь...
Резкая трель телефонного аппарата прервала его на полуслове. Звонили по секретному кабелю. Крейн сделал попытку встать, но полковник жестом велел ему оставаться на месте, прошел к рабочему столу и снял трубку.
- Плэйтон слушает.
- Вы что - окончательно свихнулись, полковник? - ворвался в комнату разъяренный генеральский бас. - Какого дьявола вы себе позволяете!
Плэйтон демонстративно положил трубку на стол, выдвинул ящик и достал из него неначатую пачку сигарет. Вопли генерала продолжали сотрясать воздух. Полковник, не торопясь, распечатал пачку и закурил. За окном над темной зубчатой линией леса догорала полоска заката.
Розенблюм бушевал минут десять. Потом гроза постепенно пошла на убыль и, наконец, затихла совсем.