Ли Киллоу - «Веритэ»-драма
Томми нахмурился.
— Почему ты поехала с ним в Эвентайн? — спросил он, пристально глядя на меня.
Я недоуменно подняла брови: такого голоса у Томми я еще никогда не слышала. В нем звучала сдерживаемая холодная ярость.
— Потому что Брайан меня об этом попросил. Хотя вообще-то тебя это не должно волновать.
— Понятно, период траура у великого режиссера окончен.
Брайан стоял, никак не реагируя на происходящее.
Я вытаращила глаза:
— Что ты несешь? Какого черта я должна давать тебе отчет? И, в конце концов, мы ездили в Эвентайн по делу.
Томми шагнул мне навстречу, стиснув зубы. Я почувствовала, как сердце заколотилось у меня где-то в горле. Казалось, еще секунда — и он ударит меня.
— Томми! — почти закричала я. — Томми Себастьян, немедленно прекрати! Тебе нет никакого дела до того, с кем и куда я езжу, я — Нуар Делакур. Ты не на сцене, Томми!
Томми несколько раз беззвучно открыл и закрыл рот, хватая воздух. Потом мотнул головой, и плечи его безвольно поникли.
— Боже мой, простите… Я сам не знаю, что со мной происходит.
Он резко повернулся и выбежал из комнаты.
— Похоже, ему нужна помощь, — пробормотал Майлс и вышел следом.
Я оперлась руками о стол и вздохнула.
— Возможно, хорошим актерам «веритэ» он когда-нибудь и станет. Но пока ему приходится худо.
— Любой хороший актер должен через это пройти. — Брайан посмотрел на дверь, за которой скрылся Томми, и улыбнулся:
— Но роль-то у него идет просто здорово!
— Вы считаете? — недоверчиво переспросила я. — По-моему, Джонатан не должен себя так вести с Аллегрой.
Он внимательно оглядел меня.
— Да, поскольку она всегда принадлежала ему, была почти его собственностью. У него просто не было повода. А вот когда он узнает о ее восхищении Хаконом, послушает восторженные рассказы о песчаном саде и прочих инопланетных прелестях, тут-то все это и вылезет — в полном соответствии с планом Виганда. Присядь-ка, поговорим лучше об Аллегре. Я все время думал на обратном пути, и, кажется, нашел неувязку в ее характере. Придется внести небольшие изменения в биографию.
Я растерянно развела руками:
— Но ведь до премьеры осталось три дня.
— Тебе этого вполне хватит, чтобы принять изменения. Дело в том, что у Аллегры просто нет никаких оснований опасаться поначалу Хакона и не доверять ему. С чего бы — ее ведь всегда и все любили, с колыбели по сей день. Ей никто не делал ничего плохого. Как же она может кому-то не доверять? Думаю, будет гораздо убедительней, если мы внесем какой-то негативный элемент в ее детские воспоминания. Я предлагаю вот что: допустим, отец Аллегры умер, когда ей было восемь лет. Мать, спасаясь от одиночества, выходит замуж за другого человека — ревнивого и агрессивного. И как-то вечером, заподозрив измену, он избивает ее. Она тут же уходит от него и вскоре находит другого: любящего и нежного, который становится Аллегре настоящим отцом. Ну, а дальше все по-старому.
По спине у меня пробежали мурашки, и я вздрогнула.
— Что случилось? — вскинул голову Брайан.
Я обхватила себя руками за плечи, раскачиваясь на стуле.
— Что-то очень похожее случилось в детстве со мной. Мне было десять, и мама была в разводе, а не вдовой, но это уже детали. Вы не знали об этом?
Он заморгал.
— Откуда?
— Ну мало ли… Знали же вы откуда-то про мой страх высоты.
— Это скорее случайно. И потом, ты же понимаешь, такого рода семейные истории — другое дело. О них вообще никто почти знать не может. — Он вздрогнул. — Да, боюсь, эти изменения могут быть довольно болезненными для тебя.
Он знал, он абсолютно точно знал и теперь лгал мне, я чувствовала это с леденящей душу уверенностью. Зачем, зачем ему все это?
— Может быть, мы лучше попробуем ввести в ее жизнь какую-нибудь другую неприятность?
Он поскреб подбородок.
— Хотелось бы, но вряд ли это возможно. Никакого другого пути я просто не вижу. Прости, мне очень жаль, но только так и можно добиться эффекта, к которому я стремлюсь. Причем это не потребует от тебя многого: ты прекрасно вошла в образ, и от повторных индивидуальных репетиций я тебя могу освободить. Просто придумай имя этому негодяю, зрительно представь сцену его конфликта с матерью и включи в память Аллегры. И все.
Он убеждал меня так, как будто хотел заключить сделку. Я уже открыла рот, чтобы запротестовать, резко отвергнуть его предложения, но встретила немигающий взгляд коричневых глаз. Тяжелый, почти ощутимый физически. И, сама не вполне осознавая, что делаю, кивнула головой.
— Вот и славно! — он потрепал меня по плечу. — Ладно, посмотрю, куда запропастились Томми и Майлс.
Он вышел, а я в каком-то столбняке осталась сидеть в просторном кресле, глядя на стоявшую прямо передо мной «Фурию». Я пыталась разобраться в происходящем у меня внутри, но получалось плохо. Зато очень ясно стояло перед глазами лицо любовника моей матери — совершенно нечеловеческое, перекошенное от гнева. Я снова чувствовала, как горит на щеке след от его ладони — я пыталась оттащить его от матери, и он, не оглядываясь, хлестнул меня рукой. И снова его лицо — посеревшее, измазанное кровью, когда мама вывернулась из его рук, схватила настольную лампу и ударила его, по-птичьи вскрикнув… И еще я видела глаза Брайана в тот момент, когда он убеждал меня, что не знает всего этого… Но, может быть, он и в самом деле не знал? Просто случайно где-то слышал про мой страх высоты, а этот эпизод действительно придумал сам, специально для Аллегры, ни о чем не подозревая? Ведь потом он смотрел мне прямо в глаза. Я вздохнула и оглядела кабинет. Он как нельзя лучше подходил своему владельцу. Современного дизайна дорогие светильники, жесткие хромированные стулья — все поблескивающее, дорогое и абсолютно стерильное. Живой здесь была лишь скульптура на столе.
Я протянула руку и потрогала ее пальцами. Даже этого движения было достаточно, чтобы «Фурия» начала звучать. Я отдернула руку, и звук усилился. Он действовал мне на нервы, в голосе скульптуры мне теперь слышалось бесконечное отчаяние. Выходя, я забыла прикрыть дверь, и это стон преследовал меня почти до самой репетиционной.
Последние три дня пролетели в каком-то лихорадочном возбуждении. Костюмы были закончены, декорации установлены, голограммы наведены. Мы с Томми провели генеральную репетицию наших сцен в офисе Джонатана. А Майлс почти исчез, я видела его буквально два-три раза, да и то мельком. Однажды, правда, мы все же перекинулись парой слов, я спросила, готов ли его костюм, и он, подмигнув мне и рассмеявшись шелестящим смехом Хакона, ответил:
