Павел Вежинов - «Если», 2001 № 08
— Надеюсь, что вы узнаете эту статую, это «Моисей» Микеланджело. Правда, она не существует, она исчезла в начале XXI века. Рассмотрите ее внимательно — вряд ли есть более внушительное изображение величия человеческой личности. Сдержанная сила и мощь, мудрость и совершенство — вот чем веет от нее. И обратите внимание на его взгляд. Он обращен ни к небу, ни к земле. Он смотрит прямо вперед, в будущее. И это будущее не пугает его, не потрясает мрачными видениями. Моисей, строгий, спокойный и мудрый, видит путь, открывшийся перед людьми… Этим я и хочу закончить, мои друзья…
Он нажал кнопку, и экран погас. Не успели мы опомниться, как его небольшая фигура исчезла с кафедры. В зале было все так же тихо, студенты сидели на скамьях, не шевелясь. Прошло больше минуты, прежде чем поднялся первый из них. Эльза встала последняя. Она не замечала меня. Взгляд у нее был задумчивый, лицо строгое, побледневшее. Наконец она обратила на меня внимание — как же иначе при моей яркой форме. И улыбнулась — как всегда, мило, хотя на этот раз немного грустно.
— Пойдем, Ник…
Когда мы вышли, я подхватил ее под локоть, он показался мне острым и чужим…
— Что с тобой?
— Ничего, Ник… Но это произойдет сегодня… Вечером…
Я вздрогнул. Я всегда относился к этому, как к чему-то, что никогда не случится.
— Почему так неожиданно? — спросил я растерянно.
— Совсем нет! — она покачала своей голубой головкой. — Пора… Я даже думаю, что мы немного запоздали…
— А я смогу присутствовать?
— Конечно, я же тебе обещала! — Она вдруг улыбнулась. — Не бойся, для меня нет никакой опасности…
Эльза внимательно посмотрела на меня и ласково взяла за локоть.
— Зато я свободна до вечера, — сказала она. — Придумай, куда бы нам пойти…
— Не знаю, — сказал я.
Но я знал. Мне хотелось пригласить ее к себе домой, чтобы провести весь день вместе. До сих пор мы никогда не оставались наедине. Мне хотелось, но я не посмел это ей предложить. Это было так странно для совершенно свободных людей…
— Тогда пойдем в Спортивный лагерь, — предложила она.
— Хорошо, — сказал я.
Девушка — водитель такси — так резко приземлилась, что мы подскочили на сиденьях. Я повел Эльзу в свое любимое место — в рощу. Я никогда не спрашивал, как называются эти деревья с тонкими белыми стволами и нежными листочками. Главное, что они росли кучно и нельзя было устраивать кроссы.
Мы лежали на холме у опушки и смотрели на поле с искусственным прудиком, усаженное низкими декоративными кустами. Было очень тихо в этот час, вокруг не было ни души. Здесь всегда очень тихо, не слышно никаких звуков, кроме забавного писка желтых, как лимон, попугайчиков. Эльза молчала, глядя на спокойное, озаренное весенним солнцем поле.
— Знаешь, что я на тебя сержусь? — сказала она наконец. — Почему ты никогда меня сюда не водил?
— Я не знал, понравится ли тебе тут.
— Почему мне может не понравиться?
Я не находил ответа.
— Как тебе сказать, ведь здесь нет ничего особенного. Совсем ничего, кроме травы и деревьев…
— Но это же и все, что надо! — сказала она укоризненно.
Я не понимал, серьезно она говорит или шутит. До сих пор мне не приходилось слышать, чтобы людям были нужны трава и деревья. Если бы они и в самом деле были им нужны, их продавали бы в магазинах.
— Что-то я тебя не понимаю, — сказал я. — Верно, что тут красиво… Но если меня заставят прожить тут целую неделю, я испытаю ненависть к этому месту… Да и ты, мне кажется, тоже.
Она задумалась и еле слышно вздохнула.
— Ты прав, наверное, — сказала она тихо. — Беда в том, что мы вертимся в заколдованном круге…
Я опять не понял ее. Моей Эльзе иногда приходят в голову такие странные идеи, что я просто удивляюсь, откуда они в ней берутся. Может быть, в этом виновата древняя история с ее детской наивностью. Или профессор Богомолов с его юношеским энтузиазмом, походивший на забытых героев древности.
Мы долго молчали, она не сводила глаз с пейзажа. Я уже начал думать, что она немножко притворяется. Я видел в университете нескольких снобов, которые страшно восторгаются природой, а ни разу в жизни не прикоснулись к дереву.
— Это и есть рай? — спросила наконец Эльза.
— Если он такой, значит, он нам не нужен…
Она приподнялась на локтях и пристально посмотрела на меня:
— Почему ты так думаешь?
— Я вообще об этом не думал… Но ведь Богомолов сегодня так сказал.
— Он, конечно, прав, — горячо согласилась Эльза. — Тысячу раз прав. Человек не может жить в раю. Человек должен лишь стремиться к нему…
— Вот видишь! Значит, я ошибся, что привел тебя сюда.
— Нет, ты не ошибся, — сказала она грустно.
Я никогда не видел ее в таком смятении. И вдруг мне пришло в голову, что, может, это просто ее волнение перед стартом.
— Эльза, ты уверена, что именно тебе надо было ввязываться в это дело? — спросил я, помрачнев.
— Да, Ник.
— Но все говорят, что это страшно опасно…
— Не все, Ник… Только невежественные журналисты.
— Но и ученые тоже, Эльза. Я читал высказывания известных ученых…
— Но это было несколько лет назад. Пойми, Ник, что на эту планету уже послали 62 капсулы. Все они благополучно долетели.
— Да, но без людей.
— Какое это имеет значение? Принцип один и тот же. И потом ты знаешь, что в них находилось дюжины две обезьянок и других животных. После возвращения все они чувствовали себя отлично.
— И все-таки три капсулы не долетели, — сказал я. — Исчезли, как туман, на глазах у журналистов!
— Эльза упрямо покачала-головой.
— Это случилось двадцать месяцев назад, Ник. Теперь положение иное. И не думай больше об этом, безопасность полностью гарантирована.
— И тем не менее я не понимаю, почему именно ты, Эльза…
— Потому! — ответила она немного сердито. — Потому что я хочу быть первой!
Я обиженно молчал. Явно мне в ее рассуждениях не было места.
Потом, когда мы возвращались пешком через парк, она снова завела тот же разговор.
— Ты же видишь, Ник, у нас нет другого выхода… Человечество попало в заколдованный круг. И притом ему приятно кружиться в нем, оно не хочет вырваться из него. Оно возвело чуть ли не в культ свое благополучие, свою безопасность и спокойствие. Этот образ жизни кажется ему таким совершенным, что оно уже не стремится ни к чему другому.
— Но разве это так уж плохо, Эльза? — спросил я уныло.
— Плохо! — раздраженно ответила Эльза. — Неужели ты не понимаешь, как это плохо… Вот уже целое столетие наука и философия топчутся на одном месте.
