Игнатий Кларк - Бумажные войны (сборник)
Реклама «бостонской» версии «Захватчиков с Марса» (1898).
Оно представляло собой примитивный вариант будущих Звездных войн и стало самым амбициозным и самым невероятным сочинением о грядущих войнах, написанным в 1890-х годах. Рекламное объявление в Post обещало окончательное спасение Земли:
«Эдисоново завоевание Марса»
… продолжение…
«ЗАХВАТЧИКОВ С МАРСА»
НЕВЕРОЯТНО ЗАХВАТЫВАЮЩИЙ РОМАН
О том, как Люди Всей Земли, Страшась Второго Нашествия с Марса, под
Вдохновенным Руководством Томаса А. Эдисона, Великого Изобретателя,
Объединяются, чтобы Завоевать Воинственную Планету.
Написан в Сотрудничестве с Эдисоном Гарретом П. Сервиссом,
Известным Автором Астрономических Сочинений.
Эдисон предоставляет изобретения, которые дают Земле возможность атаковать марсиан; но миру необходимо найти средства для постройки тысяч его электрических кораблей и вибрационных двигателей. Из Вашингтона исходит призыв ко всем народам планеты «объединить свои ресурсы и, если будет необходимо, опустошить свою казну, чтобы собрать необходимую сумму…».
Тотчас же начались переговоры. Соединенные Штаты, естественно, взяли на себя главенствующую роль, и лидерство их за границей никто и не думал оспаривать. Вашингтон был избран местом проведения великого конгресса народов. К счастью, Вашингтон был также одним из городов, не затронутых нашествием марсиан. Но если бы даже Вашингтон был городом одних гостиниц, и в каждый отель не уступал бы по размерам маленькому городу, этого все равно совершенно не хватило бы для размещения бесчисленных гостей, хлынувших на берега Потомака. Однако бывало ли так, чтобы американская предприимчивость сдалась перед лицом трудностей?[19]
К концу века литература о грядущих войнах превратилась в процветающий бизнес, обслуживавший весьма разнящиеся между собой интересы двух типов читателей. Во вселенной серьезной политики и национальной обороны резко сократилось число рассказов; они исчезли практически из всех журналов, за исключением наиболее престижных, наподобие Strand и McClure's Magazine. Но лоббисты военной готовности продолжали публиковать свои предупреждения, более эффективно работая теперь на пространстве повестей и романов, нередко выдерживавших множество изданий. В более новой вселенной беззаботных авторов, следовавших за модой, фантазии о будущем не знали никаких границ. Одной из излюбленных тем был гениальный ученый и изобретенное им сверхоружие; и именно здесь чудесное воодушевление, приводившее в движение эти сумбурные драмы неограниченных возможностей с их динамитными кораблями, грандиозными летающими машинами и сверхбомбами, несколько заслоняет начало конфронтации между наукой и обществом.
Жюль Верн первым изобразил гениальных изобретателей, Немо и Робура, подобных Просперо. Его герои воплощали веру в науку и человека; музыкой к этой песне могла бы послужить строка Уолта Уитмена: «Никогда простой человек, его дух не был столь деятелен, столь богоподобен» (Годы современности, 1865). Такие же чувства некогда наполнили молодого Теннисона великими надеждами на будущее и вылились в «Локсли-холл», этот гимн прогрессу. Но сорок три года спустя, в «Локсли-холле через шестьдесят лет», Теннисона уже обуревали совсем другие мысли; он вопрошал себя, существует ли зло только на Земле или во всех обитаемых мирах:
Эволюция извечно с идеалом хочет слиться,
А Регрессия извечно в грязь стащить ее стремится[20].
В старости Жюль Верн, как и Теннисон, пересмотрел свои взгляды на дары науки. В романе Флаг родины (Face аu drapeau, 1895) изобретение сверхбомбы, или «фульгуратора», заставляет писателя взвесить научные достижения на весах добра и зла. Во Властелине мира (Maitre du monde, 1904) Верн зашел еще дальше — в романе вновь появляется Робур, но теперь этот извращенный Эдисон становится угрозой для человечества. Сходным образом, действие в Трубном гласе (The Crack of Doom, 1895) Роберта Кроми вращается вокруг зловещего гения, «безумного гения, который владеет новейшим и ужаснейшим взрывчатым средством». Изобретатель открыл, что «в одном гране материи содержится достаточно энергии, чтобы при эфиризации поднять на воздух сто тысяч тонн на протяжении почти двух миль» (36). Безумный ученый намеревается уничтожить весь мир; к счастью, в последнюю минуту его зловещие планы разрушает прототип Джеймса Бонда.
«Хорошие» ученые появлялись поодиночке или группами. Пример Фердинанда де Лессепса вдохновил французов на новые идеи расправы с традиционным врагом. В Смерти англичанам! (Mort aux Anglais!, 1892) Жоржа ле Фора славный французский патриот, наделенный гениальным умом, разрабатывает совершенный план уничтожения англичан: нужно повернуть течение Гольфстрима, и пускай они замерзнут! Еще более изобретательный вариант этой идеи представлен Альфонсом Алле в его подобающе названном Проекте враждебных действий против Англии (Projet d'attitude inamicale vis-à-vis de l'Angleterre, 1900), где предлагается заморозить Гольфстрим. После этого Ла-Манш покрывается десятифутовой коркой льда и французы, переправившись через пролив, маршируют к окончательной победе.
Иногда во благо отдельных государств или всего человечества действуют тайные международные организации наподобие убежденных анархистов из Ангела революции (The Angel of the Revolution) Джорджа Гриффита. Этот роман ужасов начал печататься с продолжениями в январе 1893 в новом британском таблоиде Pearson’s Weekly и состоял из 39 частей. В нем появляется большой арсенал сверхоружия эпохи, от пневматических пушек до скоростных воздушных кораблей. Добро торжествует победу над злом — франко-русские силы терпят поражение, возникает англосаксонская Федерация Мира. Радостные сценарии англосаксонского завоевания мира разрабатывались по обе стороны Атлантического океана. В своем произведении Кровь гуще воды (Blood is Thicker than Water, 1895) британский автор Д. Даньер рассуждает о том, что англичане и американцы весьма похожи, и двум странам суждено стать полицейскими планеты; они вмешаются в войну между Францией и Германией и в конце концов сольются в великом братском союзе:
…все будут равны в этом братстве расы, и над всеми будет реять, противопоставленный остальному миру, общий флаг; поднятый в минуту опасности, он станет сигналом для сбора, во имя единой цели, всех сил, какие может выставить величайший в анналах истории союз (158-9).
