Евгений Прошкин - Магистраль
Получив в бесплатном автомате пачку “Кента”, Шорохов вышел на крыльцо. На деревянных лавочках, жмурясь от солнца, млело человек семь, но охота с кем-то общаться у Олега вдруг пропала. Он открыл фанту и устроился с самого края, а чтобы не выглядеть одиноким, вытащил из кармана маленькую фотографию с примятыми уголками.
Люда, Марта, Алена — как он ее только не называл. Лицо на фото не возражало, ему было все равно — лицу, скачанному из Интернета и распечатанному в цифровой студии за девять рублей пятьдесят копеек.
Шорохов не знал, для чего ему эта придуманная Люда-Марта-Алена. Никто из курсантов не взял с собой фотографий — даже те, кому было что брать. Несколько человек оставили за забором жен, одна сокурсница бросила мужа с двумя детьми, а Шорохов таскал в кармане портрет чужой бабы, которая, не исключено, жила где-нибудь на другом полушарии, или давно спилась, или погибла, которая, наконец, могла быть создана как концепт из разных фрагментов.
Служба требовала порвать с прошлым, и курсанты рвали — некоторые, как казалось Олегу, слишком рьяно. Он сомневался, что все сказанное на базе следует понимать буквально.
“Для тебя есть работа, слегка странная, но тебе она понравится. Эта работа изменит твою жизнь к лучшему — настолько, что иных перемен ты не пожелаешь. В твоих руках будет власть над человечеством. Ты станешь оператором. Единой Межвременной Службы Контроля. Но у этой власти высокая цена. Ты откажешься от прошлого и увидишь, что будущее уже состоялось. Ты лишишься самого дорогого — своих иллюзии”.
Шорохов взглянул на часы и достал сигарету. Прикурив, он долго не отпускал рычажок зажигалки, а когда ребристое колесико ощутимо нагрелось, Олег неожиданно для себя поднес фотографию к огню.
Синтетическая бумага горела медленно. Смазливая мордашка на портрете постепенно темнела и пузырилась — от левой щеки к правому виску. Шорохов молча наблюдал за этим превращением неживого в мертвое, пока из-за корпуса не появились девушки.
За две недели курсанты привыкли постоянно друг друга пересчитывать, словно они участвовали в некой игре на выбывание, и Олег машинально пробежался глазами по макушкам. Двадцать две — значит, никого не отчислили, и Ася уводила их не для этого. Сама она шла позади, помахивая снятым беретом. Светлый хвостик волос вкупе с черной формой придавал ей вид одновременно суровый и беззащитный.
Олегу вдруг стало безумно интересно, сможет ли Ася его застрелить — или, допустим, закатать в бочку, — если он совершит что-нибудь такое, о чем сегодня упоминал инструктор.
“Пристрелит, конечно, — сказал себе Шорохов. — Всплакнет и пристрелит. Или все-таки закатает…”
Чужая фотография догорела до самого края и обожгла пальцы. Он схватился за ухо и снова посмотрел на Асю, но та скрылась в дверях.
Олегу подумалось, что он, не успев расстаться со старыми иллюзиями, уже приобрел новые.
— Лишишься самого дорогого… — пробормотал он.
Этого барахла у него всегда было навалом.
* * *
— Прошу… — Василий Вениаминович убрал руку, и Олег перешагнул через стальной порожек.
Сразу от двери начинался крутой спуск. Внизу была квадратная площадка и еще одна дверь справа.
— Заходи, не заперто, — сказал Лопатин.
Шорохов нажал на латунную ручку и попал в тесную комнату без окон. Именно таким представлял себе Олег кабинет следователя НКВД. В центре стояли два письменных стола с тяжелыми тумбами, заваленные картонными скоросшивателями, тетрадями разной толщины и неряшливыми пачками каких-то бланков. Листы выглядели невообразимо старыми — текст был отпечатан на машинке, а бумага потемнела и покоробилась, вобрав в себя многолетнюю сырость.
Вдоль стен громоздились три высоченных шкафа с матовыми дверцами и резными финтифлюшками по углам. Вместо ожидаемых реликтовых стульев с прямыми спинками, в комнате оказалось два обычных офисных кресла. Освещение тоже было относительно современным: на потолке висело несколько плафонов, один из которых горел вполсилы и периодически выключался, издавая при этом тонкий сухой треск.
— Не хватает настольной лампы, — заметила Ася. — Сюда нужно лампу с зеленым абажуром. И бюстик.
— Бюстик?… — отрешенно произнес Василий Вениаминович, раздумывая, куда бы положить снятую шляпу. Не найдя чистого места, он водрузил ее обратно на голову. — Какой бюстик?
“Не какой, а чей”, — мысленно поправил Шорохов. Ася перехватила его взгляд и, запахнув шубку, ногой подкатила к себе кресло.
— Я имела в виду пресс-папье.
— А-а… Нет, не надо. От этого мусора давно пора избавиться. — Лопатин со скрипом выдвинул ящик стола и достал оттуда ноутбук. — Руки не доходили… — посетовал он, обращаясь в основном к Олегу.
Шорохов, не зная, куда приткнуться, облокотился на неровно выкрашенную стену.
— Василий Вениаминович… — Он тоскливо поднял глаза к мерцающему плафону. — Я в вашей бухгалтерии до пенсии не разберусь.
— А чего тут разбираться? Очень просто. Посмотри-ка. Олег неохотно повернулся и увидел на столе новую коробку. Лопатин разыскал огрызок карандаша и прорвал им скотч. В коробке оказался портативный уничтожитель документов. Василий Вениаминович взял листок из ближней стопы и сунул его в прорезь.
— Во-от… — сказал он, доставая из контейнера щепотку бумажной лапши. — Часа за полтора должен управиться. Действуй. А я пока железки тебе выдам.
Олег опустил в уничтожитель какую-то страницу. Ножи вырвали ее из руки и мгновенно сжевали. Он скормил им вторую, а затем и третью с четвертой. В принципе занятие Шорохову нравилось, однако не так сильно, как могло бы оно понравиться ему лет в пять или шесть.
Механически изводя бумагу, он продолжал рассматривать кабинет, мебель и хлам на столах. Листы попадались разные, некоторые были отпечатаны уже не на машинке, а на матричном принтере, судя по качеству — девятиигольчатом, однако форма не менялась: везде были хрестоматийные “Исх. №” и “Вх. №”, какие-то индексы с латинскими буквами, и везде — краткий отчет.
“СУБЪЕКТ: М, 55, Россия, 2049.
ОБЪЕКТ: Ж., 22, Россия, 1997.
ВТОРЖЕНИЕ: передача лекарственных препаратов (эмбриоган, иммунактив-тетра, геморегулон).
ЦЕЛЬ: сохранение беременности.
СЛОЖНОСТЬ: стандарт, класс А.
КОМПЕНСАЦИЯ: адекватная, стандартная.
ДОПОЛНИТЕЛЬНО. Внимание: рецидив! Предлагаю более радикальные меры на ваше усмотрение”.
Внизу, как и положено в приличном документе, стояли дата и подпись:
“17 января 1978 года. Оператор Лис”.
— Увлекся? — Василий Вениаминович приблизился к Олегу и заглянул через плечо.
