Николай Самвелян - Серебряное горло
...Примерно такие же мысли несколько часов назад блуждали и в моей собственной голове! Сейчас нельзя было перебивать Ирину. Нужна была пауза. У журналистов это называется "вытягиванием" собеседника. Только что был общителен, разговорчив, а затем внезапно умолкаешь. В разговоре возникает некая пауза, вакуум. Если выдержать характер и не броситься его заполнять, то, как правило, нервы сдают у собеседника. Он начинает говорить - спешно, лихорадочно. Сам эту поспешность ощущает и бывает ею недоволен. Но замолкнуть уже не может. И обязательно что-нибудь существенное выболтает.
Лодку почти совсем прибило к причалу. Огни набережной нависли прямо над нашими головами.
- Марине предстоит вести жизнь обычной женщины. И ее возмущает, что Юрия ждет другое. Вот она и плодит не просто сплетни, а какие-то кошмары из сказок Гофмана: мол, не было голоса, а теперь появился. Что за ересь! Заблудший Мефистофель взял душу и подарил вместо молодости талант?
- Да! - сказал я возможно тверже. - И фамилия Мефистофеля мне известна.
- Будем считать, что вы пошутили.
Но я не шутил.
Она молча глядела на меня. И было в этом взгляде нечто тревожащее и заставлявшее вспомнить, что даже опереточные злодеи возникли не только по капризу авторов либретто. Многие из них имели реальных прототипов в жизни. Ведь существуют где-то и честолюбцы, способные на что угодно, только бы прославиться, и завистники, и мистификаторы. В уме мы соглашаемся с тем, что мир пестр и мозаичен. Но всякий раз удивляемся, если узнаем, что наш сосед по лестничной клетке - великий честолюбец, а старинной знакомой в сладких предутренних снах мнилось, что она стала королевой какого-нибудь далекого полудикого острова...
- С какой стати Марина вмешивается в частную жизнь других? Почему она разрешает себе распускать слухи? Какой такой Мефистофель, дарящий голоса? Нельзя же терять чувство реальности!
- Но ведь для некоторых оперная сцена - жизнь, реальность. И я лично знаком с человеком, который помог и вам, и Юре, и еще кое-кому, так сказать, найти свой голос. И был это вовсе не педагог-вокалист. Вы это знаете не хуже моего... Вот список фамилий тех, кто так же, как вы, получил в подарок голос. Как вы понимаете, с некоторыми из этих людей я уже беседовал. Они были откровеннее вас...
Вдруг огоньки опрокинулись, и я почувствовал, что лечу в высокое небо. Туда, где звезды. Но это были не те огни и не те звезды, что светили вверху. Это были другие звезды и другие огни - отражавшиеся в спокойной воде. Было неглубоко - по горло. Я услышал стук каблуков по доскам причала. А к месту происшествия уже бежал сторож.
- Эй! Что? Она вас ударила?
- Веслом.
- Может, вы нарушали галантность?
- Галантность здесь ни при чем.
- Ну ладно, давайте руку!
До полуночи пришлось просидеть в сторожке, пока просохла одежда. Мы ели знаменитую малосольную скумбрию и запивали ее ароматным чаем.
- Отчего же дамочка вас топила?
- Случайность.
- Ну, пусть будет так... Странно, отчего нас женщины то спасают, то топят? Я так мыслю: она хотела сделать вид, будто это несчастный случай. Лодка перевернулась - гражданин от испуга утонул. Просто и ясно. Никакой следователь не докопается.
Видно, что сторож был любителем детективных романов. Но бог с ним, со сторожем.
Я обсох, обрел дар речи и способность передвигаться. Пробыл в этом городе еще неделю. Даже звонить в редакцию не стал. Попал на спектакль, в котором пела Ирина. Было ли это уже игрой воображения или правдой, но и ее голос показался неживым, с такими же холодными, "стеклянными" верхними нотами.
В атмосфере этого города - сонной, томной, где воздух напоен йодом, запахом водорослей и акаций, - мне стало казаться, что я занимаюсь чепухой, глупостями, погоней за миражами. А такое в наш мускулистый, энергичный и напористый век совершенно недопустимо и, если хотите, даже преступно. Разрешаю себе этакие вольности - болтаюсь по чужому городу без определенной цели, наконец, без командировочного удостоверения в кармане.
По асфальту шелестели праздные толпы. Лица были открыты и оживленны. Никто никуда не спешил. Но и эти люди были на что-то нацелены - они пытались как можно лучше провести свой профсоюзный отпуск. Ели, пили и смеялись, знакомились, чтобы обменяться поцелуями или адресами, а при расставании, может быть, даже всплакнуть. Я отмечал собственное отражение в витринах магазинов. Взъерошенные волосы, мятая рубашка, блуждающий взгляд, бледные, незагорелые, какие-то канцелярские руки. Да полно, что со мной? Надо забыть всю эту историю. И уж во всяком случае, не ходить по вечерам в театр, не пытаться снова повидаться с Ильенко.
И вдруг я увидел афишу, извещавшую о двух гастролях заезжего дирижера, того самого, который некогда уговаривал меня не уходить из театра. На фотографии он выглядел солидно, настоящим маэстро. Да и званиями и наградами, как явствовало из афиши, за последние годы не был обделен. Игорь - так звали дирижера - остановился в той же гостинице, что и я. Мы долго мяли друг другу бока, хохотали, радовались встрече, вспоминали минувшие дни и общих знакомых. Душным вечером, когда даже не открывали окон - казалось, что в номере прохладнее, чем на улице, - я рассказал Игорю в деталях обо всех событиях, приведших меня в этот город.
Он слушал, зажав подбородок в кулак. Потом о чем-то всерьез задумался.
- Да помню я эту Марину, - сказал он наконец. - Отлично помню. Даже лучше, чем Юрия. Мне она никогда не нравилась. Ни как человек, ни как балерина. Было у меня такое ощущение, будто невзаправду она живет. Сама себя вообразила человеком необычным. А в чем эта необычность, одному богу известно! Почему она решила сыграть с тобой в неузнавание - загадка. Впрочем, от взбалмошной женщины всего можно ожидать... Послушай, а может, она чего-то боится?
- Тогда уж не чего-то, а кого-то. И этот кто-то, видимо, я. А меня ей бояться ни к чему.
- Бояться можно и тебя. Бояться можно и себя самой. А люди, склонные жить в мечтах и иллюзиях, попросту боятся правды и ненавидят реализм во всех его проявлениях. Аллах с нею, с этой Мариной. Выяснится со временем. Что же касается "внезапно запевших", то, поверь мне, тут какой-то бред или мистификация.
- Я и сам поначалу так думал. И все же ты послушай Юрия. Помнишь его голос?
- Забыл, - честно признался Игорь. - Забыл, и сравнивать будет не с чем. Но ежели бы такое стало возможным, какая-нибудь операция или что-нибудь в этом роде... Сам понимаешь: на нормальные, "рабочие" голоса теперь голод. Нужны, очень нужны пусть не выдающиеся, но техничные певцы. Я бы сам пригласил к себе в театр дюжину таких. Послушай-ка, у меня мысль... Приходи завтра в театр. Утром репетирую "Риголетто", вечером спектакль. Кажется, Ильенко поет Риголетто. Сейчас гляну список солистов... Да, именно он. А тебя я, никого не предупреждая, введу в качестве офицера или графа Монтероне. Там всего несколько реплик. - Вот мы и посмотрим, как отреагируют на твое появление в спектакле Юрий и Ирина.
