Василий Щепетнев - Первое дело Иеро
Рядом с церковью стоял небольшой домик.
— Здесь и жил пер Кельвин. А теперь, значит, будете вы, — объяснил Рон. — Наши его почистили, прибрали, а уж освящать — ваше дело, преподобный отец.
— Освящать?
— Ну да. Пер Кельвин-то дома повесился. Прямо здесь! — Рон открыл дверь, провел Иеро через маленькие сени в горницу. — Я его и нашел. Время службу начинать, утреннюю, а его нет. Меня и послали, не проспал ли пер Кельвин. Накануне он вместе с киллменом Брасье ходили к Черной Пустоши, вернулись заполночь, хотя, конечно, было светло, летом здесь солнце и не заходит, но все равно, если устал, спится что летом, что зимой. Я стучу, а ответа нет. Я и зашел. Он аккурат здесь висел.
Здесь — это на брусе, что тянулся через горницу.
— Я поначалу и не понял, в чем дело. Никогда прежде повешенных не видел, и, даст Бог, не увижу. Подумал, пер Кельвин подстрелил Скального Нетопыря да и подвесил, чтобы кровь обтекла.
— Кровь? Здесь была кровь? — быстро спросил Иеро.
— Не-ет, — протянул Рон. — Крови не было. Странно, отчего же я тогда решил, что…. Ах, да, пахло, знаете, так, как пахнет кровь. А потом я разглядел, что это пер Кельвин. И тоже сначала не понял. Подумалось, что он траву подвешивать стал, он травы хорошо знал, пер Кельвин. Стал, и, значит, неудачно повернулся, что в веревке запутался, а табурет опрокинул. Я к нему подбежал, помочь хотел, да что пользы, он уже холодным был.
— А почему решили, что он повесился? Вдруг и в самом деле — травы? — под потолком трав никаких не было. Верно, убрали, когда…
— Траву ремнем в два пальца не подвязывают, — рассудительно ответил Рон. — и потом, он ведь написал, так, мол, и так, нет больше моих сил.
— Написал?
— Ну да. Он дневник вел, пер Кельвин. Я-то его не читал, не положено. Его старшина взял, достопочтенный Хармсдоннер, — они стояли на пороге горницы, и каждый ждал, что другой войдет первым.
Никуда не деться, придется принимать хозяйство.
Иеро переступил порог, положил на пол путевой мешок.
— А, может, сначала к источнику сходим? — поторопился предложить Рон. Не очень-то ему тут уютно. Да еще и не освещено помещение.
— К источнику?
— Их много здесь, горячих источников. Очень полезные!
— Замечательно, — Иеро вспомнил, что об этих источниках спутники его по малому каравану вспоминали с предвкушением некоего блаженства.
Источник был у самой границы поселения Но-Ом. Собственно, как предположил Иеро, поселение и строили, исходя из месторасположения источника. Купальня сделана едва ли не тщательнее, чем Дом Совета. Каменные ванны, числом три, были наполнены проточною водой.
— Зимою пар издалека виден. Клубится, и кимосы, Народ Льда, называют это место «там, где вода горит». Сами кимосы воды сторонятся. Боятся растаять, что ли? У них, у кимосов, легенда есть, о снежной девушке. Та растаяла, — Рон подождал, пока Иеро разденется и погрузится в ванну, затем и сам скользнул в соседнюю.
Вода была горячей, едва не обжигающей. И пузырьки в ней поднимались к поверхности и лопались с едва слышным шипением, наполняя воздух сложною смесью запахов — серы, йода, чего-то еще.
Когда он притерпелся, стало приятно. Казалось, вода смывает не только грязь, а и усталость пути, и тревоги. Рон погрузился с головою, еще и еще. Замечательно.
— Вы полежите, пер Иеро. Немного, долго с непривычки тяжело. Первое время после работы зайдешь — выходить не хотелось. А поднимешься, то в глазах темно, звон, слабость. Оттого, сказал пер Кельвин, что кровь от головы отливает и в кожу уходит. Зато зимою потом долго тепло, даже жарко. Некоторые прямо в снег прыгают, растираются. Ничего. Жжет, но хорошо!
Когда Иеро, наконец, вылез из ванны, то увидел, что Рон успел выстирать в отдельной, в специально на то предназначенной, ванне его одежду.
— Здесь отдельная вода, вроде как мыльная. Все сходит разом, любая грязь, да и жир. Я тут развешу одежду, а утром принесу вам.
Пока Иеро надевал новую одежду, ту, что нес с собою, Рон рассказал многое о жизни поселения. О том, где и как работают пионеры. О Народе Льда, что бродит еще севернее. О небесных огнях, что полыхают зимою. О советниках Но-Ома. И еще, и еще, и еще. Видно, не зря его дали Иеро. Не только показать жилье и помочь наладить жизнь на новом месте. Он, Рон, являлся ходячим справочником поселения. Завтра на Совет Иеро придет, уже представляя себе жизнь Но-Ома.
В церковь он пойдет тоже завтра. Новому священнику обычай предписывал принимать Дом Божий с первым восходом солнца. Здесь солнце летом не садилось, но утро все-таки будет завтра.
У порога дома пера Кельвина он распрощался с Роном.
— Завтра за склянку до службы, — условился он о сроке.
Когда дверь закрылась за Иеро, стало немного тоскливо. Не потому, что в этом доме повесился человек: Иеро не был суеверен. Но ему предстояло понять, почему его предшественник, очень знающий священник, верный Сын Церкви избрал столь черную судьбу.
Он толкнул дверь из сеней в горницу.
С бруса свисал ремень, сыромятный, из кожи грокона.
Заканчивался ремень петлею
5
Иеро постоял, прислушиваясь: не таится ли незваный гость в домике? Слух у него острый, это признавали в аббатстве все. Ум нет, а слух — да. Не настолько острый, впрочем, чтобы услышать в десяти шагах биение чужого сердца. Зато свое стучало немилосердно.
Издалека, из бараков доносился обыкновенный шум жизни. Нет, не совсем обыкновенный, что-то в нем Иеро не устраивало, но то потом. И не острым умом до многого можно дойти, если мыслить методично.
Иеро был чужд греха самоумаления. Просто во время регулярных испытаний на смекалку, сообразительность, память результаты он показывал обыкновенные. Средние. Не хуже многих, не лучше многих. И потому наставники советовали ему развивать наблюдательность и стараться держать собственные мысли в строгом порядке. Методический ум — оружие не менее сильное, чем ментальное зрение.
Он, впрочем, попробовал и ментальное прощупывание. Ничего. Ничегошеньки, будто ватой обложен.
Он внезапно похолодел от сделанного открытия. Вот что беспокоило его со времени въезда в поселение: ментальная глухота! Что сила его невелика, он знал, и проникнуть в чужое закрытое сознание, сколь прежде не пытался, не мог. Но он всегда чувствовал разум других — смутно, неясно, как в темноте угадываются силуэты деревьев и домов. Чувствовал — но не здесь. Здесь вокруг была пустота, глухая, без эха, без проблеска.
На мгновение Иеро охватила паника. У кого спросить, что с ним произошло? Кто поможет?
Ответ пришел сам, ответ неумолимо точный: никто. Он — единственный священник на сотни и сотни лье.
