Глеб Голубев - По следам ветра
Шум возбужденных голосов заставил меня вскочить на ноги. Вокруг трала собралась большая толпа. Я бросился туда и стал расталкивать матросов, пробиваясь вперед, к Василию Павловичу. Он вертел в руках большую раковину странной формы и внимательно рассматривал ее, сдвинув очки на лоб.
- Судя по глине и качеству обжига... это явно не Пантикапей, - бормотал он. - Но откуда же она?
- Что вы нашли, Василий Павлович? - потянул я его за рукав.
Он посмотрел на меня невидящими глазами:
- Амфора, осколок амфоры.
Теперь я и сам разглядел, что в руках у него была вовсе не раковина, как мне показалось сначала, а кусок изогнутой стенки амфоры, обросшей довольно толстым слоем тончайших зеленовато-бурых водорослей.
- Подержите-ка, только осторожно, - он подал мне осколок, а сам торопливо полез в полевую сумку, с которой не расставался, по-моему, даже во сне, и достал скальпель. Острым кончиком ножа профессор стал осторожно счищать водоросли, и мне вдруг показалось, что на глиняном черепке проступают какие-то знаки.
Когда Кратов расчистил осколок, стало видно отчетливое изображение уродливой головы с растрепанными длинными волосами, оттиснутое на древней глине!
- :Медуза Горгона, очень. интересно, - пробормотал Василий Павлович, не сводя глаз с изображения. Да, на осколке амфоры в самом деле была изображена страшная голова мифической Медузы Горгоны. Даже я узнал ее, я читал миф о подвиге Персея, отрубившего эту голову, на которую не мог смотреть никто из смертных. И то, что я принял сначала за растрепанные волосы, были на самом деле ядовитые шипящие змеи, как и рассказывалось в мифе.
Но что означал, этот рисунок?
- Трудно сказать, - ответил Василий Павлович, пожимая плечами и все вертя перед глазами черепок. - Пожалуй, просто фабричный знак, клеймо мастера, который сделал эту амфору, или личный знак ее владельца...
Меня немного огорчило столь прозаическое объяснение. Но то, что я услышал дальше, снова заинтересовало меня.
- Если мне не изменяет память, мы не находили еще амфор с подобным знаком. В городах Боспора амфоры, как правило, вообще не клеймили, - продолжал профессор. - Надо будет порыться в книгах, и тогда мы, вероятно, узнаем, откуда плыл этот корабль...
- Какой корабль? - не понял я.
- Греческий, который нам, очевидно, посчастливилось найти.
- Так вы думаете, что тут действительно затонувший корабль? прерывающимся голосом спросил Павлик, до сих пор молчавший и только тяжело сопевший у меня над ухом.
- Конечно, корабль, - сказал Василий Павлович. - Мы слишком далеко от берега, чтобы допустить столь значительное погружение суши. И потом... Какая тут глубина, Трофим Данилович?
Оказывается, капитан давно спустился со своего мостика и стоял рядом с нами в толпе притихших матросов. На мостике остался один рулевой, да и тот по пояс высунулся из окошка, чтобы слышать все до единого слова.
- Сейчас проверим, - сказал капитан, отыскивая
в толпе акустика. - Ну-ка, Костя, включи эхолот.
Акустик помчался в свою рубку. Мы все молча ждали его возвращения.
- Восемнадцать метров, товарищ капитан! - крикнул он.
Теперь все как по команде перевели взгляд на профессора.
- Ну вот, видите, - сказал он. - Конечно, берег не мог опуститься так далеко от своей нынешней кромки и на такую глубину. Значит, здесь не затопленный город. Могло случиться, что эта амфора упала за борт корабля. Но, учитывая, что амфоры находили в этом районе и раньше, такое предположение исключается, Видимо, действительно, нам посчастливилось наткнуться на затонувший корабль. И за это мы прежде всего должны благодарить вас, дорогие друзья!
Тут он церемонно начал раскланиваться во все стороны. А капитану крепко пожал руку.
Я решил схватить быка за рога.
- Василий Павлович, разрешите готовиться к погружению?
- Какому погружению? - он сделал вид, что не понимает.
- Разве мы не будем искать затонувший корабль?
- Будем, но не сегодня. Надо дождаться, когда прибудет вся экспедиция.
- Но хотя бы один спуск, разведывательный! - взмолился я.
Василию Павловичу явно не меньше моего хотелось поскорее начать поиски затонувшего корабля. Но, как всегда, старик проявил осторожность и благоразумие.
- Нет, нырять будете только все вместе, - сказал он и ехидно добавил: - К тому же я отстранил вас на несколько погружений, не так ли?
Место, где нашли осколок амфоры с головой Медузы Горгоны, отметили ярко-красным буйком, хорошо заметным издалека. Потом разведчики, распрощавшись с нами, переправили нас на шлюпке на берег. Предстояло еще добираться до ближайшего селения, где можно найти попутные автомашины до Тамани.
А наутро мы уже были в Керчи.
Надо ли рассказывать, какую сенсацию вызвало наше сообщение. Все рвались сейчас же, немедленно отправиться в море. Но на чем?
- На катере выходить в открытое море нельзя, - остановил нас Кратов. Надо подготовиться как следует, запастись врачом, прожекторами, продуктами...
А для этого необходимо звонить в Москву, связываться с институтом, просить денег - мы уже чувствовали., что сборы затянутся на месяц, если не дольше.
Но полоса везения продолжалась. Через неделю в Керчь вернулся "Алмаз". Перед новым рейсом на катере предстояло обновить покраску и провести текущий ремонт машины. Мы поговорили с моряками, а они упросили свое начальство разрешить им провести всю эту работу не в гавани, а в открытом море. Так что мы могли снова отправиться к банке Марии Магдалины.
Больше того: в управлении рыбной разведки было решено только что прибывшую из Москвы новенькую подводную телевизионную установку проверить и наладить на "Алмазе" во время поиска затонувшего судна,
Не прошло и двух недель, как все сборы были закончены. Рано утром мы покинули Керчь, отправляясь навстречу неведомому.
"Одинокие в ночном море"
Наш буек оказался целым и невредимым. Возле него мы и стали на якорь. Солнце уже склонялось к закату. Но всем, конечно, не терпелось начать поиски сегодня же. Василий Павлович на этот раз не возражал, только сам начал осматривать у каждого снаряжение. Особенно придирчиво проверял он меня. Все осмотрел: и компас, и часы, и новенький кинжал, многозначительно заглянув при этом мне в глаза. Неужели он снова вспомнит о своем приказе отстранить меня от погружения?
Но вот уже подана команда к погружению.
Спускались мы по двое. В первой паре Михаил со Светланой, во второй мы с Павликом. Наташа и Борис оставались на борту в полной боевой готовности, чтобы в случае опасности прийти нам на помощь.
Мы ныряли как бы у них на привязи: к поясу каждого из нас прикреплен тонкий тросик. Дергая за него, с борта можно подавать сигналы водолазам. Плавать на такой привязи неудобно, но не спорить же с начальником экспедиции...
