Владимир Блинов - Поиск-89: Приключения. Фантастика
Вот уж и шуты прокувыркались пред царским павильоном, и скороходы на ходулях прокандыбачили, один понарошке, взаправду ли свалился, вовремя оттащили скорохода в сторону…
Сразу же на проход палешан выпустили, преподнесли палешане венценосцу икону с ликом святого Александра Невского, украшенную серебряным окладом и жемчугом, туляки привезли в подарок отменный ружейный набор, ростовчане же положили у ног молодой царицы финифтяные украшения.
Нижний Новгород, как всегда, отличился: двое купцов несли над головами золоченого державного орла, из клюва коего сыпались серебряные монеты, звеня, разлетаясь и падая на огромный позолоченный же поднос, который ловко удерживал над собой третий дюжий купчина.
Вот и песельники с гуслярами двинулись…
— Демидовский экипаж, готовьсь! — раздалось над ухом Артамона.
Увидел Артамон, как снял крестный нелепый картуз, истово перекрестился на облачко, взглянул потом назад, на племянника, готов ли мол, коротко махнул ему тяжелой рукой: не трухай, Артамон, не отставай, главный наш час наступил.
Щелкнул Михеич хлыстиком, ойкнула Матрена, ухватившись за поручень, двинулись дрожки по полю. Выждав мгновенье, надавил Артамон на правую подножку самоката.
Не сутулясь восседал Егор на бархате, вглядывался напряженно в царскую свиту под дорогим балдахином. Хоть не близко еще было до коронованных особ и окружения, сузив глаза, заметил он белый мундир своего барина, шляпу его треугольную со страусовым плюмажем, алую ленту и даже орден Станислава, казалось, разглядел — сроду так зорко не видел. Склонившись слегка и подавшись вперед, докладывал Демидов молодому царю. Сумеет ли суть изложить, чай, не простые столбовые дроги катятся по полю: любовь да уменье, вложенные в них, разве расскажешь, верстомер сыздаля разве узришь?
И еще об одном сожалел Егор Кузнецов — бурлила толпа, гоготала, ухала — пропала вся музыка, ничуть не слыхать. Даже и до него-то, Егора, доносилась чуть, а уж до свиты… И Артамошку не вовремя бес дернул фигуры выделывать, вот и мельтешит, вычуряет, смешит толпу бестолково…
Однако только дрожки сделали полукруг и ловко Михеич направил лошадок, вывернув напрямую к тому пугающему и притягивающему павильону, как взмахнул устроитель перчаткой, взмах его тут же помощники жезлами кругом повторили — смолкла толпа.
И услышали все чудную мелодию, исходившую откуда-то изнутри дрожек, где дышал мехами орга́н, незаметный для взора. И увидел Егор Кузнецов цареву улыбку и направленные в него колкие блики лорнетов, устремленных на дивное творение мастеровых демидовской вотчины. И лазурным детским восторгом исполнились взгляды великих княжен. И довольно было покачиванье перьев на шляпе Николая Никитовича Демидова.
Не успели в павильоне одну мелодию прослушать, как нажал Кузнецов на рычаг — и другой мотив взвился, что погромче, свой мотив, заводской, гулевой… Вновь рычаг перевел — гимн ударил над полем.
Артамон уже небойко тащился за дрожками, усмиряя дурной самокат.
— Позвольте еще поясненье, ваше величество… Вероятно, главное достоинство дрог не в легкости конструкции, оригинальности сидений, ларце золоченом и сих наивных росписях — здесь мои люди далеки еще до италийских живописцев. Но смею обратить ваше внимание на верстовое устройство, что в заднем фасаде вмонтировано, вещь первейшая и оригинальнейшая…
— В чем именно?
— Ваше величество, сии круги, и циферблаты, и стрелы разные мой мастер придумал для измерения пройденного пути, что, вероятно, и путешественнику небезынтересно, и в ратном деле важно.
— Как это хорошо! Елизабет, тебе понятно: округлость колеса… проделывает путь, определенный заранее, а ось, вращаясь, передает все в цифрах.
— Чудесная коляска, Александр.
— Маман, как вы считаете?
— По красоте бывали и изящней. Но устройство… Как имя крестьянина, генерал?
— Мгм, кхе… Егором Кузнецовым его величают, ваше императорское величество, он многое горазд придумывать…
— По прозванию мы боле известны, царь-батюшка, — поклонился до земли стоявший за спиною хозяина Егор, поклонился да прозвище-то свое и произнес.
— Как, как? — вскинул император брови и уголки губ, оглядываясь на Демидова.
— А… — как бы извиняясь за крепостного, пожал плечами Николай Никитич, — причуды светлой памяти Акинфия Никитича, он клички страсть как любил присваивать.
— Ну выбрал бы что-нибудь поприличней, — разыгрывая смущение, пропел император. — Кстати, кто это за дрогами?
— Племянник изобретателя — Артамон, также из моих тагильских умельцев, спомоществователь своего крестного отца. Сподобился на оной самокатке проделать путь через все наше отечество, чтоб прибыть к коронации ваших величеств… А ну, Артамон, изобрази-ка уменье!
И пошел Артамон кругами по полю. Толпа, устав от долгого молчания и ожидания хмельных угощений, вновь заревела в восторге. И крутил он подножки, как никогда не кручивал! По большому шел кругу и по малому, в сторону руки раскинув, вдруг отпускал правило. А то ноги наверх задирал, за седельце уцепившись.
В павильоне меж тем разговор продолжался.
— А каково сейчас железо уральских заводов, хорошо ли?
— Отменно, ваше величество. У англичан железо мерзкое, но они, имея способ делать оное дешевле, всюду делают нам подрыв. Под вашей монаршей волей и Англию за пояс заткнем, старый соболь не подведет. И железо хорошо, и умельцы старательны.
— Да, говорят, больно жмешь на умельцев, Николай Никитич, что и в престольные праздники работные люди не имеют отдыха?
— Наговоры, ваше величество. Было однажды, так ведь для их же пользы, не предайся они труду, ударятся в пьянство.
Император, поморщившись, перекинулся взглядом с седовласым статским, не участвовавшим в разговоре.
— Что есть Георг Кузнецофф? — вступила в разговор Мария Федоровна. — Имеет ли он обучение?
— Никакого, государыня, отец его из вечноотданных заводу, помнится, из Ярославского уезду крестьян… Одним прилежанием построил Кузнецов для наших заводов профильную машину и водоотливное устройство. На многие выдумки мастак, и воспитанник в него пошел.
— Дрожки нехороши для российских дорог уже тем, что не имеют надежного укрытия от дождей, — попыталась поддержать разговор Елизавета Алексеевна.
— Утифительно богата Россия талантом, — как бы не слыша невестку, проговорила Мария Федоровна, — ведь человек без знатного образования сотворил сие своим умом! Алекс, как ты считаешь: достойны ли оные исопретатели вечной воли?