Владимир Михайлов - Восточный конвой
— Как бы там ни было, господа, — сказал Граве и тоже встал, — надо идти. Машины наши, вероятно, погибли, но моя застрахована, и ваша, доктор, тоже, я надеюсь? Воспользуемся ранним автобусом, только не пойдем на обзорный холм, а прямо к мосту, там он делает остановку. Да-да, я понимаю, очень прискорбно, но сейчас мы никому и ничем помочь не в состоянии — кроме наших семей, Вот и поспешим к ним. Или вы собираетесь оставаться здесь до скончания веков?
— Боюсь, — сказала Ева, — что скончание веков уже наступило.
Мужчины повернулись к ней. Она стояла, вся подавшись вперед, глядя туда, где за лесом, едва проступавшим на левом берегу, в отдалении (за эти годы лес медленно, но решительно отступил от реки, которая вместо жизни — или вперемешку с нею — несла все более концентрированную гибель; у деревьев, надо думать, есть какой-то свой инстинкт, и если каждое в отдельности уйти от опасности не может, то лес в целом такой способностью обладает, так же, как и противоположной: возвращаться, когда угроза миновала и враг леса — цивилизованный человек — оказался вынужден убраться прочь) стоял город, хотя отсюда не увидеть было и высочайшей из его кровель или башен, но и над ним должно было светить ночное зарево. Однако сейчас в той стороне было совершенно темно, и для всех, исключая Милова, в этом было нечто неестественное и страшное.
— Ни искорки, — сказала Ева почти жалобно. — Ни проблеска…
— Наверное, перебои с энергией, — успокоил Милов. — Это лучше, чем пожар.
И сделал было шаг, чтобы спуститься к реке. Однако оба его спутника по-прежнему стояли, словно в оцепенении: минувший день закончился неожиданно недобро, и от ночи следовало, наверное, ожидать каких-то новых и не менее угрожающих сюрпризов.
— Знаете, господа, — неожиданно откровенно сказал Граве, — мне страшно. Не напрасно ли мы успокаиваем себя?
Ева вцепилась пальцами в его плечо, тоже напуганная молчаливым мраком, которого даже горящий поселок не мог одолеть.
Милов остался как бы в одиночестве. Он был чужаком тут, и не его город это был, и дела у него были — свои, особенные, его спутников совершенно не касающиеся. Наверное, пора было прощаться с ними и следовать своим путем; город пока его не интересовал: его очередь, города, должна была наступить позже. Все было тихо, так что оба спутника Милова, у которых город создавал чувство общности и единой судьбы, наверняка смогут спокойно добраться до дома на своем автобусе. Надо было уходить, иначе он рисковал попасть в жестокий цейтнот. И все же что-то мешало вот так сразу повернуться и двинуться своим путем. Может быть, как раз потому, что был он здесь посторонним, он сохранил способность думать трезвее и, не имея пока никаких доказательств, как-то нутром, что ли, чувствовал: что-то не так, не в отказе покупать капусту было дело, а значит, инцидент мог оказаться не единственным, и опасность, какой бы она ни была, далеко еще не миновала — интуиция говорила так, а он привык доверять ей. Значит, рано еще было уходить? Он уже повернулся было, чтобы поторопить их, но тут горожане и сами вышли, наконец, из своей бездвижности.
— Я чувствую, как Лили зовет меня! — патетически сказал Граве. Дрожь его прошла, голос звучал едва ли не героически.
Ева же, напротив, попыталась погасить волнение насмешкой.
— Браво! — сказала она. — Вот заговорил мужчина. А вы, Дан, не спешите спасать свою благоверную? Туристы ведь ездят семьями. Где вы, кстати, ухитрились потерять ее? Или она предоставляет вам неограниченную свободу действий?
«Черт знает, что я говорю, — подумала она сама. — Зачем?»
— Я езжу один, — сказал Милов. — Догадался своевременно развестись — давным-давно.
— О, — сказала Ева, — куда только смотрят женщины? Какой шанс упускают! Ну, пора идти. Вы, надеюсь, с нами? — Это был даже не вопрос, но утверждение.
— С вами, — сказал Милов, прикинув еще, что до Центра добраться куда быстрее можно будет по шоссе, доехав на автобусе до перекрестка. — Во всяком случае, часть пути проделаем вместе, а уж там — помашу вам рукой на прощание.
— Значит, бросите нас на произвол судьбы, — сказала Ева.
Вместо ответа Милов протянул оба захваченных в пещере пистолета:
— Возьмите на всякий случай…
— Нет-нет, от этого избавьте, — сказал Граве и спрятал руки за спину. — У меня нет разрешения полиции на ношение оружия, и я не вправе…
— Давайте, Дан, — кивнула Ева.
— Справитесь?
— Ну, я современная женщина. Не беспокойтесь. Вряд ли он понадобится, я беру его как сувенир — на память…
— Гм, — сказал Милов несколько смущенно и засунул второй пистолет в карман. — А я-то надеялся избавиться от лишнего груза. Господин Граве, вы можете получить его, как только попросите.
— Нет-нет. Очень вам благодарен, но… Обождите, господин Милф, нам же не в ту сторону! Мост — там!
— Знаю. Но вы уверены, что на мосту — чисто?
— А вам нужно, чтобы было подметено? — не утерпела Ева.
Милов усмехнулся:
— Простите, это жаргон… Понимаете ли, у меня есть сильное подозрение, что там не безопасно. Когда стреляют и преследуют людей, это не кончается так быстро и безболезненно, поверьте, охота на людей — старый, но вечно увлекательный спорт. Поэтому я предлагаю идти вброд.
— Что, снова стриптиз? — недовольно спросила Ева.
— Могу помочь раздеться, — усмехнулся Милов.
Он и сам не понимал, почему вдруг брякнул такое — нелепое и пошлое. «Стыдно», — подумал он с осуждением.
— Я иногда принимаю такую помощь, ответила Ева вызывающе, — но не от первого встречного. Только тоща попрошу мужчин отвернуться: уже не так темно.
Это говорилось уже на ходу: они все прибавляли и прибавляли шагу.
Трое шли, наискось приближаясь к воде, и Милов, как и в пещере, шагал впереди — умеренно, словно был гидом и не раз водил экскурсии по этим местам. Граве этого даже не заметил; торопливо переступая короткими ногами, он был душой уже весь в городе, у себя дома, рядом с Лили. Ева оказалась наблюдательнее — и потому, что была женщиной, и еще, наверное, ничья судьба не волновала ее настолько, чтобы совершенно отвлечь от реальности. Увязая каблучками в песке, она нагнала Милова и пошла рядом.
— Вы говорили, что впервые здесь, Дан?
— Так оно и есть. Что вас смущает?
— Слишком уж уверенно вы идете.
— Я опытный путешественник, и заблаговременно изучаю местность по картам.
— И на них обозначен каждый брод?
Он усмехнулся.
— Вот именно: каждый брод.
— Дан, вы…
— Что, Ева?
— Нет, ничего.
Милов замедлил шаг.