Мик Фаррен - Ковбои ДНК
– Это значит, что дорога начинает рассыпаться?
Тот кивнул.
– Чем дальше идешь, тем больше их попадается.
Билли осторожно поставил ногу поверх дыры, и на том месте, куда опустился его ботинок, послушно возник кусок дорожного асфальта.
– Эти дыры – куски того же самого ничто!
По мере того, как они двигались дальше, количество попадавшихся им дыр все более увеличивалось. Временами им приходилось проходить по тонким перемычкам между целыми скоплениями отверстий. Несмотря на включенные ПСГ, все трое старались не ставить ноги на пустые места.
Спустя довольно долгое время они вышли на совершенно целый участок дороги. Небо уже не было ослепительно-белым; теперь оно было скучного металлически-серого цвета, и внезапно оказалось, что они идут сквозь сгущающиеся сумерки. Рив остановился и бросил рюкзак.
– Слушайте, я больше не могу! Бога ради, давайте остановимся здесь и переночуем. Уже почти стемнело!
Билли и Малыш Менестрель тоже остановились. Малыш Менестрель положил гитару и откинул с лица волосы.
– Мы можем, конечно, остановиться и здесь, только не думай, что здесь темно, потому что вечер; ничего подобного. У рулевых светло двадцать четыре часа в сутки, мы просто подошли к краю их зоны. На этом участке всегда темнеет.
Рив покачал головой.
– Все равно, давайте остановимся здесь и поспим, а то я уже на ногах не стою.
Билли взглянул на Малыша Менестреля.
– Как люди спят в таких местах?
– Да вы, ребята, пропали бы без меня, – рассмеялся Малыш Менестрель. – Все просто. Мы соединяем свои переноски в цепь. Тогда мы получим достаточно большое поле, чтобы в нем можно было спать.
Они соединили ПСГ, свалили свои вещи в одну кучу и расстегнули пояса. Билли сунул пистолет за пазуху и улегся на полосе травы посреди дороги. Земля была жесткой и холодной, и он подтянул колени к груди. Как раз в тот момент, когда он совсем уже убедился в том, что в таких условиях заснуть невозможно, его сознание незаметно отключилось.
Он не понял, что разбудило его. Подняв голову, он огляделся и, к своему удивлению, обнаружил, что дорога полна людей. Встревожившись, он сел, но никто из них, казалось, его не замечал.
Люди шли длинной вереницей – мужчины, женщины и дети, пошатываясь и спотыкаясь, брели сквозь сумерки. Здесь были старые и малые, старики, хромающие на костылях, и молодые матери с прильнувшими к ним грудными детьми. Все они выглядели усталыми и изможденными. Их одежда была грязной и изорванной. Они все шли и шли мимо съежившегося на полоске земли Билли, направляясь в ту сторону, откуда пришли он и его товарищи.
Они не глядели ни направо, ни налево, – просто переставляли ноги, уставившись в землю. Они не делали попыток избегать дыр, но проходили прямо поверх них, словно их не существовало. Некоторые толкали тележки или несли чемоданы, другие шли, согнувшись под тяжестью узлов за плечами. Они шли и шли нескончаемым медлительным потоком.
Вдоль людской колонны через равные промежутки попадались вооруженные стражники на высоких лошадях. На них была темная форменная одежда, лица скрыты под стальными шлемами. Даже стражники, казалось, сгибались в седлах, словно тоже прошли ужасно долгий путь. Каждый раз, когда один из них проезжал мимо, Билли старался сделаться как можно меньше, но несмотря на то, что даже в сумерках он должен был быть отчетливо им виден, ни один из стражников, похоже, его не замечал. Но что напугало его по-настоящему, так это то, что и стражники, и заключенные как-то странно, неестественно, призрачно просвечивали. Билли почувствовал, как холодный пот ручейками заструился по его лицу и телу. Протянув руку, он потряс Малыша Менестреля.
– Что случилось?
– Тсс!
Билли приложил палец ко рту и показал на ужасную процессию.
– Глянь-ка.
– Господи боже.
– Что это?
– Не знаю. И, кажется, не хочу знать.
– Похоже, они нас не видят.
– И слава богу!
Казалось, прошло несколько часов, а Билли и Малыш Менестрель все сидели, скорчившись и дрожа, в то время как нечеловеческая колонна двигалась мимо.
Когда она, наконец, прошла, они подождали еще немного и разбудили Рива. Как утешительно было им слышать его вполне человеческие ругательства и жалобы, пока он собирал свои вещи!
Они разделили на троих концентраты из лавки Эли и запили их последними глотками пива, что припас Рив. Билли и Малыш Менестрель съели не очень-то много, но Рив, кажется, этого не заметил.
Рассоединив ПСГ, они снова прикрепили их к поясам. Малыш Менестрель вскинул на плечо свою гитару, Билли и Рив подхватили рюкзаки, и друг за другом они тронулись по сумрачному шоссе.
6.
Издав странный высокий звук наподобие гудения проводов высокого напряжения, Она/Они взяла свою павшую третью на руки и принялась медленно двигаться вперед.
Скорбь.
Собрать данные, это уникальная ситуация.
Мы понесли ранение.
Мы понесли ранение.
Деревянные строения поселка начали исчезать, и на их месте заструился многоцветный туман. Она/Они отметила, что там, где перед этим находилась земля, плотность тумана была выше.
Хаос ниже абсолютного.
Волевое усилие.
Туман земли еще более сгустился, а туман воздуха стал более разреженным. Она/Они продолжала медленно двигаться вперед. В окружавшей Ее/Их подавляющей тишине ощущалось дребезжание хаоса. Даже наполнившие тишину слова показались смазанными и неотчетливыми. Жестом, который можно было бы назвать неохотным, если бы он был произведен другой формой жизни, правая фигура подняла энергетический жезл. Туман вокруг Нее/Них наполнился оранжевым свечением. Внезапно он вскипел, заклубился и принялся сворачиваться внутрь себя, свиваясь в толстые тягучие пряди, которые начали медленно образовывать землю и воздух вокруг того места, где Она/Они висела в пространстве.
Впереди и позади Нее/Них начал формироваться мост – простая, ровная конструкция без всяких украшений или перил. Он состоял из темно-синей субстанции, и по мере его возникновения энергетический жезл сиял все ярче, а его свечение изменило оттенок с оранжевого на желтый. Мост протянулся вперед, не до самого горизонта, но на значительное расстояние, прорезая туман, все еще клубившийся в отдалении. Основание его опор также было скрыто за мерцающей пеленой, но рядом с Ней/Ними он был совершенно твердым, и Она/Они плыла над его поверхностью, отбрасывая неясную тень. Даже тишина стала более совершенной, а слова, возникшие в ней, прозвучали резко и отчетливо.
